Потому в городских стенах есть множество проходов и лестниц, ведущих наверх, пусть обычно они и закрыты. Во время войны жители взбираются, чтобы отбиваться от врагов камнями и чанами с кипящим маслом.
Сейчас, впрочем, стена вокруг северного квартала Герансона занята магами и диверсантами, наблюдающими за ходом чемпионата.
— …
Син Акюра опустил небольшую подзорную трубу, до того приставленную к правому глазу.
На его лице трудно уловить эмоции. Его занимало мягкое безразличие, которое можно с равным успехом принять как за улыбку, так и за грусть.
Диверсанты считали, что свое тело и душу нужно превратить в инструмент.
То же касалось и чувств.
А поскольку они — инструмент, их нужно держать под контролем.
Когда диверсант отстраняется от собственных чувств и начинает управлять ими по своему усмотрению, он достигает состояния, которое на религиозном языке называется «просветлением».
Однако…
— ...Тору, — на лице Сина мелькнула горькая полуулыбка. — Все-таки ты не состоялся как диверсант. Мне неловко за тебя.
О чем он говорил?
Сина некому спрашивать. Его самоуничижительный шепот устремился к развернувшейся перед глазами войне и растворился.
«Бардак в высшей степени».
Именно так Тору оценивал то, что с ними происходит.
— Черт!..
Драки сменялись драками.
Он сражался с одним противником, но тут в битву вмешивался другой и спутывал все карты. Как бы Тору ни надеялся сражаться хладнокровно, от масштабных заклинаний и пороха он порой путался даже в том, против кого воюет.
«Так вот ты какой, опыт настоящей битвы…»
Тору прикусил губу.
У него есть опыт сражений, но нет опыта войны.
Именно поэтому его с такой легкостью поглощал жар битвы. Накал страстей пробуждал ярость и кровожадность, и Тору постепенно отдавался во власть куража. Подобное поведение недостойно диверсанта.
— Да что происходит, в конце-то концов?!
— Враги… где враги?!
Рядом сражались Виви и красная Чайка… настолько же незнакомые с войной. Они явно пропитывались духом битвы и начинали закипать.
Николай и Давид, наоборот, до сих пор сохраняли спокойствие.
Они уже проходили через боевой раж и выработали к нему своего рода иммунитет. Они не нападали почем зря, четко понимали свое место среди союзников, придерживались его и не совершали лишних движений. Им даже несколько раз приходилось хватать за шивороты рвущихся в бой Виви и красную Чайку, а затем оттягивать их назад.
Пусть их союз и сложился наспех, спелись они очень даже неплохо. Конечно, у них нет обговоренных стратегий, и друг другу они помогают ограниченно, но для выживания этого вполне достаточно.
Настоящие битвы не обходятся без разделения труда.
Нельзя добиться всего в одиночку.
Самый блистательный и искусный воин не справится в одиночку с десятками и сотнями врагов. Необходимо экономить силы, не совершать лишних движений, оставлять часть работы на товарищей и не сомневаться в них. Все эти навыки в корне отличаются от личных умений.
И у Тору нет опыта таких групповых битв.
К тому же…
— Тору.
Рядом с ним вдруг оказалась Фредерика.
Она обратилась к диверсанту, когда драки ненадолго поутихли, а Тору отдыхал в тени здания.
— Хочешь, вылечу раны?
— …
Он обратил внимание, вернее, вспомнил.
Во время недавней битвы против дюжины человек его лицо оцарапал камень, отброшенный магическим взрывом. От напряжения и куража Тору не почувствовал боли, но теперь ощупал лицо и понял, что его правая щека и подбородок вымазаны вовсе не потом, а кровью.
— Нет, не надо. Со мной все хорошо, — Тору покачал головой.
С учетом происходящего наложить повязку он не сможет… но такое слабое кровотечение не сказывается на подвижности. Рану можно обработать мазью или, в крайнем случае, прижечь.
Но тогда…
— Слушай, Тору, — вдруг спросила Фредерика, задумчиво наклонив голову. — Ты, случайно… не считаешь зазорным просить моей помощи в битвах против людей?
— …
Тору не нашелся с ответом.
Фредерика смотрела на него чистым, невинным взглядом.
— Порой люди обвиняют себя потому, что не смогли спасти кого-то, что видели смерть человека, которого должны были защищать… Чувство вины, ага? Вот и с Доминикой было то же самое. Так вы что, вину искупить пытаетесь? Это потому вы в бою ставите себя в заведомо невыгодные условия? Потому пытаетесь победить той самой силой, которая когда-то не защитила дорогого вам человека? — девушка-драгун глядела на лицо Тору кроваво-красными глазами. — Мне кажется, это скорее всего бессмысленно.
— Почему ты… — он услышал свой голос и понял, что она смогла задеть его за живое.
Однако Фредерика ничуть не смутилась.
— Ведь, в конце концов, дело лишь в ваших человеческих чувствах, а не в реальности. Покойники не восстанут из мертвых. Мне кажется, вы лишь усложняете себе битвы почем зря, — беспечно продолжила она. — Поэтому мне кажется, Доминика в свое время правильно сделала, что перестала быть наездницей. Меня очень удивляли ее мысли — она думала, у нее ничего кроме битв не осталось. И все же мне кажется, она смогла пожить обычной жизнью, ну, не считая контракта со мной.
— Ты… — Тору задумался, пытаясь подобрать нужные слова… Наконец он вздохнул и ответил: — так говоришь, потому что это ты.
— Может быть.
— Ты говоришь чистую правду. Но я хочу знать, на что способен. Хочу выяснить, что мне под силу, а что нет. Когда я решу, что дело безнадежное, то непременно попрошу о помощи.
— Ага. Ведь мы партнеры.
— Ага.
Тору кивнул, вытер кровь со щеки и достал из кармана лечебную мазь, приготовленную Акари.
Трибуны полнились зрителями.
Их оборудовали в восточном районе города, недалеко от зоны отборочного этапа. В свое время чемпионаты проводились именно здесь, в этом крепком трехэтажном здании, окружающем круглую арену. Сверху здание амфитеатра немного напоминало воронку, но что важнее — все оно забито зрителями.
В былые годы они смотрели с трибун на бойцов, сражавшихся на арене. Теперь же они глядели либо на четыре огромных прямоугольных кристалла, подвешенных над амфитеатром, либо на стальную печь, размещенную в самом центре арены.
Печь постоянно испускала белый дым. Маги передавали новые сигналы, и на дым одна за другой проецировались сцены отборочной битвы.
По задумке организаторов, зрители должны переводить взгляд то на кристаллы, то на дым, чтобы насладиться зрелищем во всей красе.
Изначально проекционные магические технологии использовались в военных целях, например, в летающих крепостях.
Но княжество Хартген нашло им другое применение.
Война уже закончилась.
Обузой стала не только армия, но и оружие, и механизмы.
Они сжирали деньги на обслуживание и вставали на пути послевоенного восстановления.
Но в то же время в головах многих людей, родившихся во время войны, ощущение безопасности неразрывно связалось именно с избытком армейских запасов, солдат и оружия.
И именно поэтому те страны, что не стали выбрасывать и уничтожать наследие войны, а превратили их в источники дохода, куда быстрее выправили экономическое положение.
Хартген — отличный тому пример.
— О-о! Убивай, вали их!
— Во эти двое дают, уже шестерых прикончили!
Зрители возбужденно перекрикивались со своих мест.
Скорее всего, многие из них даже не осознавали, насколько кошмарно их фразы звучат со стороны. В конце концов, хоть они и видят происходящее собственными глазами, на деле война разворачивается в совсем другой части города.
Пусть звон клинков, рев и магические взрывы передавались во всей красе, до трибун не доносились ни запахи крови и копоти, ни пропитавшая воздух северного квартала кровожадность. Зрители буйствовали именно потому, что ощущали себя сторонними наблюдателями, сидящими в полной безопасности.