— Не подскажите, инспектор, какие именно у мистера Холмса представления о морали? — спросил священник, тронув Лестрейда за рукав.
Этот протодьякон, приехавший из Лондона в помощь местному капеллану, был еще никому не знаком; сам капеллан колледжа познакомился с лондонским собратом всего за час до отпевания.
Лестрейд даже не удивился, что имя Холмса известно церковным служителям; газетчики сделают знаменитым кого угодно, кроме тех, кто и впрямь достоин славы.
— Мы ведь уговорились встретиться в часовне, — уточнил священник, подмигнув полицейским. — Я пришел немного пораньше, чтобы послушать разговоры об усопшем. А вы, как я понимаю, угостились на поминках, времени не теряли.
И Шерлок Холмс поклонился Жюлю Мегре.
— Знаете, коллега, священникам в Англии доверяют. Мне вот поручили записку положить в гроб. Вы по-немецки читаете?
Глава 3
Шерлок Холмс предоставил собравшимся изучить содержание записки.
Хьюго Берримор, свободно владевший немецким языком, пробежал глазами текст и передал листок майору Кингстону.
— Мне кажется, это вас заинтересует, майор. Впрочем, читайте для всех — вслух.
Майор Кингстон — теперь его именовали именно так: события поставили армейский чин на первое место — громко прочитал следующее:
Немецкие слова майор произносил с особым шиком, сказывалась подготовка разведчика.
— Помилуйте, майор, вы говорите как настоящий пруссак, — с восхищением сказал Берримор.
— Майор говорит с акцентом, характерным для Нижней Саксонии, — заметил Холмс, — впрочем, вернемся к содержанию записки. Ваше мнение, Мегре?
Комиссар Мегре развел руками.
— На помощь, Лестрейд!
— Вы, Мегре, издеваетесь. — Лестрейд с неприязнью посмотрел на записку. — Других забот у меня не было, только языки учить. Будьте любезны, господа академики, перевести содержание.
— Текст Гёльдерлина, — пояснил собравшимся Хьюго Берримор, а майор Кингстон резко спросил:
— Откуда знаете, что писал именно он?
— Стихи, — уточнил философ-позитивист, — принадлежат великому германскому романтику Фридриху Гёльдерлину. Драма в стихах «Смерть Эмпедокла».
— Так переведите стихи, Берримор, — буркнул Лестрейд.
Поминок по сэру Уильяму не справляли. Церемония в часовне завершилась тем, что скорбные профессора отправились заливать свое горе бургундским (так называемый High table как раз начался), а «рабочая группа» переместилась в паб «Игл энд Чайльд». Термин «рабочая группа» предложила дама Камилла: талант организатора сказывался в любой детали. Угощение в пабе было более чем скромным: чай сервирован самым простым образом — шесть чашек, заварочный чайник и огромный чайник с кипятком. Собравшиеся прихлебывали чай и обменивались глубокомысленными репликами.
Состав группы был обозначен так: дама Камилла; майор Кингстон; Хьюго Берримор, занявший кресло покойного сэра Уильяма и руководящий отныне философским департаментом университета; Холмс; Мегре и Лестрейд.
Бэрримор приготовился переводить и хотел было взять записку из крепких пальцев майора, но тот бумагу не отдал.
— Извольте послушать мой перевод, — майор Кингстон окинул каждого из присутствующих внимательным взглядом, причем задержал взгляд на Бэрриморе. Затем начал говорить:
— Ха! Юпитер, — вот что здесь написано. Именно такое приветствие: «Ха! Юпитер».
— Скажите, — медленно процедил майор Кингстон, — только я один понимаю, что «Ха» это первая часть приветствия «Хайль!»?
— Пора сообщить вам, что на территории университета действует германский агент под кодовым именем Юпитер. Нами перехвачено несколько шифровок. Итак, записка начинается словами: «Хайль, Юпитер!». Это уже выходит из вашей компетенции, Лестрейд. Не полицейское дело. И вам, джентльмены, — майор поглядел на Мегре и Холмса, — пора устраниться.
— Однако, майор, — возразил Холмс, доставая трубку и неторопливо набивая ее табаком, — я приглашен Университетом Оксфорда в частном порядке, и мои полномочия может отозвать лишь мой работодатель. Но продолжайте, дружище. Мой немецкий хромает, буду рад выслушать ваш перевод.
Майор Кингстон продолжал, прерывая речь, чтобы бросить яростные взгляды то на одного, то на другого.
— Продолжаю. Вот что идет дальше. «Освободитель! ближе он шагает и ближе мой час!» — у кого-нибудь есть сомнения в том, что имеется в виду Гитлер?