Корнель. Мы вовсе не так мертвы, мамочка, как ты это себе представляешь.
Петр. Ведь в том, что сейчас совершается, — наша судьба. И наше дело.
Мать. Да, ваше дело, я знаю. Но если так выглядит ваше дело, то хвастать вам решительно нечем.
Отец. Но, дорогая, война ведь далеко не кончена. Ее еще можно великолепнейшим образом выиграть. Надо только пополнить армию свежими силами… Этот левый фланг очень меня тревожит. Послушай, старушка, куда ты дела мои штабные карты?
Мать (открывает ящик письменного стола). Вот здесь все. Зачем они тебе, скажи на милость?
Отец. Хочу кое-что посмотреть. Спасибо. (Раскладывает карты на столе.)
Корнель. Хуже всего то, отец, что у нас перебит весь кадровый состав. Мало офицеров. В этой гражданской войне их убивали, как мух. Только теперь представляешь себе, какая это была бойня.
Петр. Эту бойню устроили вы, Корнель!
Корнель. Нет, не мы, Петр. Это вы во всем виноваты, вы со своим анархизмом, со своим сбродом, со своим гибельным пацифизмом.
Петр. Нет, вы — со своими пушками. Это было похуже!
Корнель. Чепуха какая! Что же, по-твоему, мы должны были спокойно смотреть, как вы развращаете народ? Благодарю покорно, только этого недоставало! Счастье еще, что мы не дали вам разложить ядро нашей армии.
Петр. Нет, счастье, что мы научили народ сражаться, не боясь смерти.
Корнель. Но не научили его повиноваться.
Петр. Да, вам он повиноваться не будет. После войны увидишь…
Корнель. Станет кто-нибудь после войны заниматься вашими бессмысленными утопиями!
Петр. Станет, мой милый! Именно тогда-то и станет! Раз народ получил в руки оружие… Тут только и обнаружится, какую пользу принесла эта война.
Корнель. Слушай, Петр, если кто выиграет в этой войне, так это нация. Сильная, дисциплинированная, осознавшая себя нация. Поэтому я благословляю войну. Она положит конец этой глупой и вредной болтовне о новом, лучшем устройстве мира.
Мать. Дети, дети, вы еще спорите? Как вам, право, не стыдно: оба из-за этого погибли, а вам все мало? Что подумает о вас дедушка?
Дед. Я в этих вещах, дочка, не разбираюсь. Видно, молодая кровь…
Петр. Прости, мама, но пока живут наши идеи… пока не победило то дело, за которое мы боролись… до тех пор немыслимо быть равнодушным даже после смерти.
Ондра. Ведь мы еще продолжаем борьбу, мамочка. За правду, за народ, за человечество — каждый за свое. И по-прежнему желаем победы нашего дела. И сейчас рискуем все проиграть — даже после смерти.
Отец (склонившись над штабной картой). Вот на этой линии можно было бы, пожалуй, организовать оборону. Это был бы, мои милые, классический маневр: прочно закрепиться в центре и прорвать неприятельский фронт на фланге. А потом прижать бездельников к морю!
Корнель. Надо подумать, отец. Для прорыва потребовались бы огромные силы.
Отец. Конечно, друг мой, конечно. Ну, да ведь мы все пойдем, правда?
Мать. Кто это все, Рихард?
Отец. Ну, вообще все, душенька. И мы. Мы тоже.
Мать. Очень вы там нужны!
Ондра. Больше, чем ты думаешь, мамочка. Народу нужно, чтобы с ним шли его мертвые.
Мать. Для этого-то ему и понадобилось стольких подготовить?
Петр. Видишь ли, мамочка, на этот раз дело касается… нас. Если бы эта война была проиграна… то оказалось бы, что все мы напрасно пожертвовали жизнью; оказалось бы, что все кончено, и от нас, мертвых, ничего не осталось.
Мать. Рихард, дети, вы… вы в самом деле хотите идти?..
Иржи. Должны, мамочка. Это наша обязанность. Ведь ты же знаешь, что призывают всех. Папа пойдет со своим прежним полком…
Петр. Я хотел бы пойти с добровольцами.
Иржи. А я… вероятно, буду вместе с летчиками.
Отец. Вот если б Тони попал в мой полк!
Мать. Рихард!..
Отец. А что? Это, душенька, был прекрасный полк. Прославленный полк. В нем всегда было больше всего убитых.
Мать. Так вот зачем вы явились сюда? Я так и думала… Но я вам Тони не отдам! Слышите? Тони не может идти! Не может!
Отец. Очень печально, если это так… Мне было бы ужасно жаль мальчика.
Ондра. Пойми же, мамочка, Тони чувствовал бы себя страшно униженным, если б был вынужден оставаться дома. Он такой чувствительный… Это для него дело совести.