Впервые с необычайной ясностью аналитическому уму молодого ученого представился геометризм явления не иллюстрацией к аналитическим соотношениям, а опирающимся на математический аппарат методом выбора наивыгоднейшего размещения снегозащитных устройств.
И невольно Сергей Алексеевич вспомнил сосредоточенность Жуковского над дождевым ручьем в университетском дворе.
Как всякая неясность в природе, в людях, вокруг себя, задача, поставленная обыкновенной метелью, не раз, вплоть до Воронежа, вспоминалась молодому ученому и беспокоила его ум. Ведь истинное назначение математики в том и заключается, чтобы открывать естественный порядок в кажущемся беспорядке стихийных явлений природы.
Так у молодого ученого впервые отчетливо возникло сознание, что отвлеченные математические теории, которые он до сих пор изучал, непосредственно связаны с естествознанием и с практической деятельностью человека.
В Воронеже на перроне вокзала часовыми стояли все братья и сестры Сергея Алексеевича, боясь пропустить его в шумной толпе пассажиров и встречающих.
Первой увидела его маленькая Люба. Она бросилась с криком навстречу, ухватилась за его руку и не выпускала уже ее до дому.
Это были самые счастливые святки в жизни Сергея Алексеевича и всей семьи Давыдовых. В разгар веселья, танцев, гаданий, упоительных встреч с ряжеными пришла телеграмма из Москвы. Жуковский лаконично сообщал ученику, что ходатайство об оставлении его при университете утверждено Советом университета и министром народного просвещения с назначением министерской стипендии в 50 рублей ежемесячно.
Анна Петровна, отчим, сводные братья и сестры были потрясены более всего размером стипендии:. Таких денег не вырабатывали никогда ни мать, ни отец, ни оба вместе. О том, в чем будут состоять занятия Сережи, кем он будет и как все это обернется, они имели самые смутные понятия, Ж только Люба, опираясь на колени старшего брата и глядя ему в лицо, грустно сказала:
— Ты опять поедешь учиться?
Она первой смешала плохо понимаемую радость с ясным ощущением грусти, и праздничное настроение померкло, как будто кто-то тихонько привернул лампу, и свет погас.
На другой день начались сборы и проводы. Невеселый характер их зависел от того, что ни сам Сергей Алексеевич, ни его родные не знали, будет ли он, как прежде, приезжать домой на каникулы или теперь, может быть, уже не сможет никогда бывать в Воронеже.
Пока выбирали на базаре гуся, жарили его, укладывали запеленатого в бумагу, еще звенел Любин голосок. На вокзал ее не взяли, и некому было детскими вопросами смешить взрослых. В зале ожидания с корзинами и сумками сидели долго, боялись опоздать. Через час только вокзальный сторож прошел по залам с большим колоколом в руках, мерно возглашая:
— Кто едет на Тамбов, Козлов, Москву, пожалуйте билеты получать!
С билетом прошли в вагон занять место и посидеть еще здесь, пока тот же гулкий колокол и голос не возгласил на платформе:
— Провожающих просим оставить вагоны.
Через плотно закрытые двойные стекла голоса не проходили. Разговаривали жестами и мимикой, как глухонемые. Когда все, наконец, кончилось, поезд, лязгая железом сценок и вздрагивая от натуги, тронулся, Сергей Алексеевич сел у окна и задумался.
Дел предстояло множество: найти квартиру поближе к университету, без студентов и нахлебников, с хорошей комнатой, оформить свое положение в университете, получить у Жуковского инструкции для подготовки к магистерским экзаменам, тему сочинений и магистерской диссертации.
В Москве, устроившись с жилищем — на первый раз и не так, как хотелось, — Сергей Алексеевич направился к своему руководителю. Жуковский сообщил ему прежде всего, что дипломное сочинение его удостоено Советом университета золотой медали, а затем познакомил с порядком магистерских экзаменов и тематикой будущих работ магистранта.
Предложенная им тематика восходила к седьмой лекции из курса Жуковского «Лекции но гидромеханике», посвященной вопросу о движении твердого тела в жидкости — одному из труднейших вопросов гидромеханики.
— Руководящую идею вашей магистерской диссертации я вижу в том, чтобы представить с возможно большей ясностью кинематическую и геометрическую картину возможных движений твердого тела, перемещающегося по инерции в безграничной массе жидкости, — сказал в заключение долгой беседы Николай Егорович. — Я не сомневаюсь, что вы справитесь с этой задачей.
Магистрант не сомневался в этом так же, как и его руководитель. Но, взявшись за дело с полной отдачей всех сил своих и способностей, Чаплыгин не справился с двухлетним сроком, положенным для подготовки к профессорскому званию.
В декабре 1892 года Жуковский направил в физико-математический факультет новое ходатайство:
«Покорно прошу исходатайствовать продление срока оставления при университете с сохранением содержания на один год Чаплыгина.
Мне известно, что приготовление к магистерскому экзамену и ученые занятия Чаплыгина идут весьма успешно. Он работает над сочинением „О движении твердого тела в жидкости“ и получил в этой трудной задаче несколько важных результатов.
Магистерские экзамены Чаплыгин начнет в начале наступающего года».
Ходатайство было удовлетворено, экзамены сданы, а сочинение Чаплыгина, как мы видели, было удостоено премии имени Н. Д. Брашмана.
Дополнительный срок для оставленного при университете Чаплыгина истекал 31 декабря 1893 года. Предусмотрительному магистранту пришлось взять безрадостное место преподавателя физики в Екатерининском институте. Премия имени Н. Д. Брашмана явилась весьма кстати, но заботы об улучшении материального положения не оставляли Сергея Алексеевича, особенно после того, как осенью 1894 года он женился, а 3 августа 1895 года у молодых супругов родилась дочь, названная Ольгой.
6 ДВА ОТЦА И ДВЕ ДОЧЕРИ
Внешне жизнь молодых супругов не изменилась, только брат Михаил, живший с Сергеем, стал жить отдельно. Зато созданная усилиями обоих постоянная приветливость, доброта, открытость, наполнившие дом, привлекли к Чаплыгиным много новых друзей, чувствовавших себя здесь непринужденно и легко.
Частым гостем стал бывать тут и Николай Егорович Жуковский.
В один из вечеров, растроганный вниманием Екатерины Владимировны и общей атмосферой доброжелательности вокруг, Николай Егорович вдруг раскрыл перед молодыми хозяевами странно трагическую сторону своей жизни.
— Моя мать, Анна Николаевна, — сказал он, — женщина властного характера, с ясным умом и жизненной практичностью, полна до краев предрассудками среды, в которой выросла… С первых дней жизни и до сих пор мы все находимся под ее опекой, и дома, в быту, я никогда не действую самостоятельно. В этом моя драма…
Он покорно вздохнул и продолжал тихо:
— В юности, например, я был влюблен в свою двоюродную сестру, только что кончившую гимназию. Мы ходили с нею часто в театр и уже решили пожениться, но мамаша объявила, что не допустит кровосмесительного брака, противного религии… И мы перестали встречаться, она поселилась у Гликерии Николаевны Федотовой и живет с нею, так и не выйдя ни за кого замуж!
Но только после смерти Николая Егоровича Сергей Алексеевич узнал о другой жестокой трагедии Жуковского.