— У нас с ним старые счеты, — хмыкнул Эрик и достал из кошелька две пятидесяти долларовых купюры. При виде денег глаза у мужика заблестели. — Получишь столько же, если позвонишь мне, когда хозяин вернется на яхту.
И почему Эрик сразу же не догадался подстрекнуть какого-нибудь забулдыгу, готового за деньги на выпивку сдать кого угодно на блюдечке.
— Деньги лишними никогда не будут! — работник выхватил две купюры, полюбовался ими пару секунд и спрятал в нагрудный карман, довольный случайным заработком. Туда же отправилась и записка с номером телефона из отеля.
Хлопнув нового информатора по плечу, Эрик собрался уйти, но его окликнули.
— Как зовут тебя, эй?
Ну, уж нет, утолять любопытство этого алкоголика он не собирался. Тошнота и усталость взяли верх, и он только крикнул в ответ, не оборачиваясь:
— Позвони.
В номер Эрик вернулся лишь к десяти часам, совершенно измотанный. После скудного завтрака в самолете он больше ничего не ел за весь день. Да и не тянуло особо. Он кинул провонявшую потом рубашку и брюки прямо у двери и рухнул лицом вниз на кровать. В голове гудело от мыслей и осознания, что наконец-то вот сейчас он подобрался к Шмидту ближе, чем когда-либо. Не сегодня-завтра все закончится. Его мать будет отомщена, а ублюдок, наконец, отправится в ад, где ему и место.
От предвкушения скорой расправы его слегка лихорадило и желудок крутило. Пальцы стискивали простынь, и Эрик представлял, как сожмет их на шее проклятого Шмидта, пока тот будет синеть и задыхаться. О нет, он не даст умереть ему быстро. Это будет медленная и мучительная смерть. Может, стоило подвесить его где-нибудь на корпусе яхты и вспороть живот. Пока все внутренности не выпадут наружу, он будет вопить и корчиться. А Эрик потом сбросит его тело в воду на корм акулам…
— Ох, фу! Ты опять это делаешь? Прекрати! Меня сейчас вырвет!
Чарльз материализовался у кровати. Его лицо выглядело зеленоватым, и он прижимал ладонь ко рту. На этот раз, к счастью, за время отсутствия Эрика в номере не появилось никакого барахла и вообще ничего не изменилось. Видимо, цепь позволяла джинну добраться до моря, где он и провел весь день.
— Нечего лезть в чужую голову, когда не просят.
Сил на то, чтобы ворчать и препираться с Чарльзом, у него не было. Нужно было принять душ и выспаться, чтобы завтра быть готовым. Конечно, он оставил номер телефона рабочему, но отсиживаться в номере, полагаясь на случай, не собирался. Завтра же с рассветом он сам отправится в порт на дежурство. А вдруг Шмидт опять уплывет?
Эта мысль заставила его подняться с постели и пойти в душ. Чем быстрее он ляжет, тем лучше выспится и тем раньше встанет.
— Ох, ты же в курсе, что поджарился на солнце как хотдог. Друг мой, тебе кто-нибудь рассказывал о средствах от загара?
Дверь закрылась, отсекая ванную от номера, но джинн просочился сквозь нее, вызвав у Эрика сдавленный выдох сквозь зубы. Хотя возможно это было обусловлено тем, что из зеркала на него и в самом деле смотрела красное от ожога лицо с белыми кругами на месте солнечных очков.
— Можно это как-то убрать?
— Если я уберу твое лицо, ты не будешь мне благодарен. Но могу принести тебе крем.
Чарльз отражался в зеркале бледным призраком, и хотя его губы не кривились от насмешки, взгляд не выражал особого сочувствия.
— Раздобудь крем и что-нибудь поесть…
Лекарство приятно пахло и холодило кожу, но даже душ не смыл усталость. Тошнота осела в желудке склизким комком, неприятно давило в горле и пульсировало в затылке. Он вяло поковырял ужин и оставил свою порцию Чарльзу, завалившись спать. Наверняка, он заработал перегрев на солнцепеке, но куда-то идти и заниматься самолечением было слишком утомительно. Сон всегда был отличным лекарством. Хотя в эту ночь Эрик больше ворочался, дрейфуя между явью и зыбкими муторными кошмарами, пока наконец не уснул под утро, прижавшись щекой к прохладной подушке.
Пробуждение от противной трели телефона — не самое лучшее начало дня. Аппарат продолжал надрываться, даже когда Эрик заткнул свободное ухо подушкой и замотался в одеяло до затылка. Его тело и разум протестовали, но звонивший был настойчив.
Эрик уже хотел сбросить трубку с помощью металлокинеза или вырвать телефонный провод, но тут из-под подушки ему постучали.
— Твою мать! — от неожиданности он подскочил, сбрасывая одеяло, и чуть не полетел на пол с края постели.
— Всего лишь хотел напомнить, что ты вчера какому-то алкоголезависимому дал сто долларов за звонок о Шмидте. Бросать трубку нелогично.
Чайник обнаружился под подушкой, на которой Эрик так отлично устроился и продрых без задних ног… Сколько там? Часы показывали полдень, и трубка скользнула сама собой в руку металлокинетика.
— Алло.
— Это Харви. Помните меня? Вы мне вчера дали денег. Так вот хозяин яхты только что вернулся.
— Отлично. Получишь свои деньги, когда я прибуду в порт.
— Ага, я вас сам отыщу!
Гудки затихли вместе с положенной на рычаг трубкой.
— Какого черта ты делал у меня под подушкой?
Из носика тут же повалил дым, и Чарльз с кошачьими ушами чинно уселся перед ним на подушку.
— Ты сам меня туда положил. Я что, виноват?
Эрик хотел возразить, что этого не может быть, но память услужливо подкинула какие-то смутные воспоминания не то из сна, не то из реальности. В них он прятал прохладный слиток золота под одеяло, чтобы остудить горящее от ожога лицо.
Пришлось мотнуть головой, чтобы избавиться от дурацких мыслей не по делу. В приоритете был душ, свежая одежда и поездка в порт, где наконец-то столько лет спустя Эрик завершит начатое.
Поспешный завтрак и сборы прошли в суетливой тишине. Джинн, видимо ощущая нервозность своего хозяина, не высовывался, клубясь светлым паром в углу комнаты. Из панорамного окна открывался прекрасный вид на покрытый белыми «барашками» океан, слепящий белоснежный пляж и три кривоватые пальмы.
— Идем. Хватит прохлаждаться.
Чайник был засунут в дорожную сумку вместе с оружием, водолазным костюмом и прочими мелочами, которые могли пригодиться. У Эрика не было четкого плана, все, что он знал: на этот раз он не оторвет от Шмидта взгляда до тех пор, пока не прикончит его.
Пьянчуга Харви встретил его прямо у входа на пристань, и Эрик бесцеремонно сунул ему в руки деньги, не вслушиваясь в его болтовню. Сегодня на причале было достаточно народу. Кто-то устраивал на своей яхте вечеринку, и полуголые девицы и парни толпились у трапа, играла музыка, двое морских полицейских сидели в катере в тени одной из яхт.
И Шмидт, этот ублюдок, сегодня был здесь! Даже если бы Эрик не увидел его мерзкую рожу на палубе Каспартины, где он развалился в шезлонге, он бы просто учуял эту тварь, ощутил его присутствие кожными рецепторами даже на расстоянии… От вида Шмидта — довольного, разодетого в новенький дорогой костюм и распивающего вино в обществе какой-то блондинки, у Эрика от злости зашевелились волосы на затылке. Пальцы сами собой сжались в кулаки, и ближайший кнехт завибрировал от его силы.
— Ты бы не привлекал к себе лишнего внимания, — вкрадчивый голос Чарльза раздался из чайника, и Эрик с большим усилием заставил себя расслабиться.
Внутри все горело от кружащей голову ненависти. Он думал, что при встрече со Шмидтом сможет остаться хладнокровным, здравомыслящим и жестоким. Но стоило услышать отголоски его противного смеха, увидеть его лицо и то, как шикарно он устроился на своей яхте, купленной на нацистское золото, не иначе, как его тут же захлестнуло волной гнева. Все, чего ему хотелось сейчас, взобраться на борт и голыми руками разорвать ублюдка на куски. Но нельзя…
Он развернулся и пошел прочь, пока Шмидт не заметил к своей персоне излишнего любопытства. Нужно было выждать, пока тот решит отплыть от берега, дождаться темноты или, по крайней мере, пока уберется эта шумная компания. Эрику не хотелось убивать свидетелей, но и попасть завтра же в сводки местных новостей — тоже.