Война закончилась. Советские и американские войска освободили Польшу, лагеря были расформированы. Но в душу Эрика так и не вернулся мир. На пепелище своих детских иллюзий и надежд он выстроил холодный замок одиночества из жажды мести, ненависти и боли. Они стали его опорой, гнали его вперед. Спина Шмидта, постоянно маячившая где-то впереди, была для него как лакомый кусок мяса для гончей, привязанный к палке с веревкой.
Все, что он делал последние тринадцать лет, — это тренировки и подготовка, а потом поиски и убийства. Чтобы однажды, когда цель все-таки будет достигнута, наконец выдохнуть и… что?
Теперь, когда Шмидт был мертв, Эрик оказался лицом к лицу с этим вопросом, тупо пялящийся на новую страницу своей жизни, в которой войне больше не было места. Ему больше не нужно было выслеживать, спешить куда-то, убивать и прятаться, строить планы и приводить их в действие.
И когда к вечеру второго дня он окончательно протрезвел, то осознал нечто пугающее в своей простоте. Его жизнь потеряла смысл.
Столько лет он жил, поднимаясь изо дня в день, только чтобы выполнить свое обещание, данное погибшей от рук нациста матери, и когда цель оказалась достигнута — у него ничего не осталось. Ни семьи, ни друзей, ни дома, ни дела, которое приносило бы удовольствие и доход, даже собственной кредитной карты или машины, или чертового кота. Только сумка с вещами, поддельными документами и краденными деньгами. Ничего своего. Ничего, что принадлежало бы ему и имело хоть какую-то ценность, кроме металлокинеза, с которым он и родился.
Но друзья и богатства дело наживное.
Хуже было то, что Эрик не знал, чего же он хотел от своего будущего. После жизни, посвященной войне, мог ли он найти свое место в мире? Среди обычных людей, которые ходили каждый день на работу, женились, возились с детьми, собирая их в школу, ездили по выходным в супермаркет или на пикник, наслаждались жизнью… Мог ли он быть, как они?
Эти мысли казались ему дикими, чужеродными. Однажды он пытался оставить свою войну позади, сошелся с одной девушкой, но его собственный разум, словно взбунтовавшийся чувством вины, несправедливости и ночными кошмарами, выгнал его за порог чужого дома и снова заставил пуститься в погоню. Гнаться было больше не за кем, и Эрик искал ответы на дне бутылки…
К концу шестого дня Чарльзу надоело смотреть на его самокопания и поиски смысла жизни. Пустая тара исчезла из номера, а Эрик был засунут под холодный душ.
В зеркале обнаружилась обросшая, осунувшаяся рожа. Джинн любезно предложил свои услуги по избавлению последствий от запоя, а пока он брился и приводил себя в порядок, организовал поздний ужин.
От вида еды проспиртованный желудок Эрика жалобно заурчал.
— Я не думаю, что твой организм способен существовать на одной выпивке, — сидящий на одном из стульев джинн изогнул бровь и дернул хвостом.
Весь его облик выражал напряженное недовольство, когда Эрик в одном только полотенце на мокрое тело плюхнулся за стол и схватился за вилку.
— Мой желудок эволюционировал вместе с остальными частями тела.
Он наколол кусочек курицы в соусе и какие-то овощи и с наслаждением сунул в рот. Не смотря на старания Чарльза, в голове все еще стучали маленькие молоточки, но душ и нормальная еда не могли не пойти на пользу.
Чарльз не ел, только хмуро наблюдал за ним, подперев щеку кулаком. В конце концов, он подал голос, пока Эрик жадно откусывал от еще теплой булки хлеба.
— Я не был уверен, пьешь ты на радостях или с горя, так что не решался вмешаться раньше. Но кажется алкогольная встряска помогла тебе поставить мысли в нужную колею. Или нет?.. — он прищурился, будто пытаясь разглядеть ответы на лице Эрика.
Тот бросил на него короткий взгляд исподлобья, но промолчал, полностью погруженный в процесс поглощения пищи.
Настаивать на чем-либо смысла не было, и Чарльз неохотно оторвал пару виноградин и кинул себе в рот. Когда с ужином, прошедшим в молчании, было покончено. Эрик сложил приборы и поднялся.
— Мне нужно кое-куда отлучиться сегодня. Завтра вернусь, и мы поговорим.
Он поднял ладонь, прерывая джинна прежде, чем тот успел что-то сказать, отыскал в комоде легкие светлые брюки и рубашку, наскоро расчесался и ушел.
Чарльз остался в номере один.
Джинн был прав. Почти недельный запой это конечно не решение проблем, но он помог пережить Эрику первый шок. Теперь, спустя почти неделю, Леншерр мог спокойно все обдумать. При воспоминаниях о вскрытом от паха до грудины Шмидте его слегка подташнивало, и ужин просился наружу, но на душе было гораздо легче. Все, что могло, уже отгорело. Напряжение ушло из осанки, морщинки на лбу разгладились и с глаз будто спала пелена. Нет, не так. Он словно все это время смотрел на мир через прицел винтовки, а теперь наконец поднял взгляд и увидел все остальное.
Эрик шел по центральной набережной города и просто смотрел, позволяя мыслям идти своим чередом. Он слился с толпой отдыхающих, уставших после целого дня на море или только идущих в ночные клубы. Музыка звучала из каждого ресторана и бара. Мягкий блюз, зажигающий джаз, где-то слышен был стук индейских барабанов. Какой-то ребенок врезался в его ногу и, не извинившись, умчался дальше, пытаясь поймать за край распахнутой рубахи другого мальчишку.
С моря тянуло прохладным ночным бризом, сдувшим дневную жару. Он свернул с набережной и пошел прямо через пляж мимо оставленных лежаков и зонтиков. Какая-то парочка растянулась на полотенце, предаваясь самозабвенным поцелуям. В песке торчала позабытая бутылка вина.
В сумерках купающихся уже не было, но Эрик скинул свои кроссовки, брюки и рубашку. И в одном белье вошел в теплую воду. Проплыл до буйков, отгораживающих пляж от путей для яхт, пару раз нырнул и вернулся обратно.
Одежда липла к мокрому телу, но кто на это обратит внимание? К ногам пристал песок, с волос капало и какие-то девушки, проходя мимо, захихикали, строя глазки. Эрик подмигнул им и прошел дальше.
Денег в карманах не оказалось, но он без зазрения совести стащил мелочь у шумной компании и купил себе коктейль в кафе на открытом воздухе.
— Мокрый и совсем не загорелый! Никак вышел только сегодня из морских вод, красавчик? — блондинка с пухлыми губами кораллового цвета опустилась рядом с ним на соседний стул и улыбнулась.
— Вернулся из далекого плаванья, — Эрик поддержал ниочемный диалог, не желая сопротивляться судьбе, которая сама толкала ему в руки красивую женщину для приятного времяпровождения.
— Спорю, это было долго путешествие в одиночестве, — женщина облизнула губы и отпила из трубочки свой коктейль.
— Ты и не представляешь. Как на счет тихой гавани?
— Не обещаю, что будет тихо…
Когда Эрик вернулся через полутора суток, Чарльз встретил его прямо у двери, гневно виляя хвостом и подергивая кошачьими ушами.
— Все побережье перетрахал?
— И тебе доброе утро.
Эрик прошел прямо сквозь джинна, довольно зевая и взъерошивая и так всклокоченные волосы.
— Оно злое! Я уж думал, ты пошел и утопился вместе со своим горячо ненавистным Шмидтом!