В обществе Ванечки страх уходит совсем. Пространство, которое освещает прожектор, раздвигается, а свет всё сильнее.
— У них «копейка» серая! — радостно говорит она.
— Великолепно. Смотри номер.
— Сейчас. Вот. Эл, двадцать два — семьдесят, о… Не вижу последнюю букву. То ли эр, то ли вэ.
— Замечательно у тебя выходит. Просто отлично. А теперь давай оглядимся вокруг.
— Ну… лес.
— Шоссе или грунтовка?
— Шоссе. Только узкое и щербатое всё. Но заасфальтированное. Всё, не могу больше, — и Юлька выпадает из прожекторного луча, мокрая от пота.
Зоя подаёт ей бутылку с водой, Юлька жадно пьёт. Её сердце колотится часто и сильно. Давний ужас перед собственным даром сменился жарким незнакомым чувством.
Ванечка вытаскивает потрясающую штуковину, похожую на полицейскую рацию — но, кажется, ещё сложнее и удивительнее. Проделывает с ней пару хитрых манипуляций:
— Олег, на месте? Приём… Так. Пиши: срочно пробить серые жигули, ВАЗ двадцать один ноль один, номер эл, двадцать два семьдесят, о и либо эр, либо вэ. Как понял, приём… Я буду в управлении через час, постарайся к этому времени закончить, приём… Так. До связи.
Юлька смотрит — и у неё горят щёки.
— Есть шанс? — спрашивает Зоя.
— Найдём гадов, — уверенно говорит Ванечка. — Девочка — сокровище. Самый яркий фонарик из всех, с кем работал. Даже Рудик послабее — ну, да у него другая специализация. Поезжайте домой, дальше я сам.
И Юлька вдруг говорит:
— А возьмите меня с собой? Вдруг надо будет ещё посмотреть. Я смогу.
— А тебе не станет страшно? — спрашивает Ванечка ласково.
— Нет, — совершенно уверенно отвечает Юлька. Прошлое окончательно рассыпалось прахом. Она вдруг ощущает внутри себя свой внутренний прожектор как оружие — как оружие справедливости и добра. — Мне кажется, я могу работать в полиции. Можно попробовать?
— Отпустишь? — спрашивает Ванечка у Зои.
Зоя смотрит на Юльку — и делает вывод:
— Под твою ответственность. Для неё это важно.
— Вот, значит, как это было с твоей точки зрения… — задумчиво говорит Майя и ставит на стол вазочку с мёдом. — Я-то запомнила ту ночь и тот день совершенно иначе. И что думали вы — меня не интересовало, я была погружена в себя по самые уши.
— Ещё бы, — чуть улыбается Юлия. — Тебя же убивали.
— Знаешь, Юлечка, — говорит Майя, — ты не поверишь: меня больше всего ранило не то, что меня убивали, а то, что меня предал этот… Феликс. Я же была влюблена, как кошка. Строила какие-то нелепые детские планы: клады, свадьба, фантастические путешествия… в Южную Америку почему-то, — и смеётся. — Я была уверена тогда, что клады там на каждом шагу.
— Ну, наварились бы эти уроды на тебе основательно, — говорит Юлия. — В том кладе одного золота, помнится, было почти полтора килограмма.
— Купеческая роскошь, — улыбается Майя. — Приданое какой-то богатой купеческой девицы, не иначе. Килограмм семьсот шестьдесят восемь граммов, врезалось в память. Тяжеленные побрякушки, с камешками, варварской роскоши. Но как меня ослепило… Помнишь, как Ванечка надел на меня фероньерку и колье — на мой застиранный свитерок, в РУВД, перед слепым каким-то зеркальцем…
— Хотел тебя утешить, — говорит Юлия. — Ты так плакала… даже Зоя, стомегатонный целитель, никак не могла тебя успокоить.
— У меня же тогда прежняя жизнь сломалась в самой основе, — кивает Майя с грустной улыбкой. — Мой прекрасный принц оказался не принцем и не Индианой Джонсом, даже не Феликсом — мелким подлым жуликом, да ещё и сообщником убийцы. Ты тогда сказала, что собираешься работать в полиции, у тебя был такой триумфальный вид, когда их повязали… И я решила, что тоже пойду в полицию. Чтобы страшно мстить злодеям! — и смеётся, уже веселее.
— Не жалеешь, товарищ эксперт? — спрашивает Юлия.
— Никогда не жалела, товарищ следователь, — браво отвечает Майя. — Ни минуты. Кстати, не знаешь, Ванечка будет сегодня?
— Дежурит, — говорит Юлия. — Кто-то же должен стоять на страже в такую ночь… Эх, врагу не пожелаешь дежурить в праздник. Будь я настоящей ведьмой — организовала бы страшное колдунство по превращению всего спиртного в Городе в чистую водичку.
Майя хихикает. Дочь Майи, такая же тоненькая, беленькая, с губками уточкой, как и Майя в её года, с сильным смешанным даром, заглядывает в гостиную:
— Тётя Юля, мама, Золушка приехала!
Могла бы и не говорить: внизу радостно орут дети Золушки, они видят маму не чаще, чем её старые подруги.
Золушка появляется в гостиной, как сказочная героиня, и пажом при ней — её старший сын, Роман, которого романтичные родители в своё время едва не назвали Робингудом. Зоя спасла парня. Он пирокинетик, на изумление отлично владеющий собой. У него восхитительные глазища Золушки в длинных ресницах и оттопыренные уши Жорки.