— Весьма нецивилизованное желание, друг мой, — вступил в разговор Каз, отряхивающий грязь со шкуры и тонких шелковых чулок. — Но я от всего сердца разделяю его. — Кролик похлопал юношу по спине. — Это нам и нужно: поменьше мысли, побольше кровожадности. Режь, коли, руби и ура!
— Ну что ж... — Собственная бездумная ярость несколько смутила Джон-Тома. Она как-то не вязалась с его представлением о себе. — По-моему, после такого в стремлении отомстить нет ничего неестественного.
— Конечно же, — с готовностью согласился Каз. — Все абсолютно естественно.
— Что там абсолютно естественно? — К ним ковыляла Флор. Правая нога ее еще не отошла. Выглядела она, по мнению Джон-Тома, великолепно, несмотря на перенесенные испытания.
— Да вот наш высокий друг решил сделать шашлык из кочевников, если только удастся изловить их.
— Si36], я тоже за это. — Она направилась к фургону. — Возьмем оружие и поищем их.
На этот раз ее остановил сам Джон-Том. Собственное поведение в сравнении с исполненным достоинства и сдержанным Казом смутило его.
— Я не о том, чтобы забыть и простить, — сказал он, вздрагивая, как бывало всякий раз, когда он касался ее тела. — Это нецелесообразно; они могут вновь напасть на нас, если все еще крутятся в траве неподалеку.
— Но поглядеть все-таки можно! — запротестовала Флор. — Какой же ты мужчина?
— Хочешь удостовериться? — с вызовом бросил он.
Она посмотрела на него и невольно расхохоталась. Рассмеялся и Джон-Том — отчасти от облегчения, отчасти от невзыскательной шутки.
— Ну, о'кей, — наконец остановилась Флор. — Значит, у нас найдутся дела поважнее. Si?[36]
— Именно, юная леди. — Клотагорб махнул в сторону фургона. — Приводите себя в порядок — и в путь.
Но Джон-Том не стал подниматься в фургон вместе со всеми, и пока спутники его устраняли там хаос, устроенный мимпа, направился обратно к полянке посреди травы, едва не ставшей их братской могилой. Там над обугленной грудой ветвей высился фаламеезар. Он сидел на задних лапах и огромным когтем задумчиво шевелил угли и пепел.
— Не могу передать, как мы благодарны тебе, Фаламеезар. Но я больше всех остальных.
Дракон посмотрел на него невидящим взглядом, едва замечая молодого человека, и прогромыхал с неожиданной скорбью:
— Я так ошибся, товарищ! Я совершил такую серьезную ошибку!
Дракон вздохнул. Все внимание его было обращено к обугленным дымящимся останкам Скачикорня.
— Что тебя встревожило? — спросил Джон-Том. Приглядевшись, он с благодарностью коснулся бронированного бока.
Голова чудища со скорбью обратилась к нему.
— Я погубил, — простонал дракон, — идеальную коммуну... По-настоящему коммунистический организм.
— Нельзя так говорить, Фаламеезар, — возразил Джон-Том. — Едва ли это существо обладало мозгом.
— Едва ли. — Фаламеезар медленно качнул головой, вид его и голос были настолько унылы, насколько это вообще возможно для дракона. Из ноздрей время от времени вырывались небольшие клубы дыма. — Я тут разобрался, как было устроено это создание. Куст состоял из множества отдельных существ: все они были переплетены, перепутаны и взаимозависимы. И тем не менее функционировали самым идеальным и гармоничным образом — без всяких хозяев.
Джон-Том отступил от бронированного бока.
— Прости. — Озабоченный состоянием Фаламеезара, он задумался, стараясь не задеть дракона. — Неужели было бы лучше, если бы он постепенно сглодал нас?
— Нет, товарищ, конечно же, нет. Но я вовремя не понял его внутреннего устройства. Следовало просто направить его мимо вас. А вместо этого мне пришлось уничтожить идеальный пример... Образец, к которому должно стремиться цивилизованное общество. — Дракон вздохнул. — Боюсь, что я заслуживаю наказания.
Слегка обеспокоенный Джон-Том махнул в сторону бесконечных просторов Мечтравной степи.
— Товарищ, здесь нас поджидает столько опасностей, не говоря уже о самой главной... Той чудовищной, о которой мы столько говорили.
Дело клонилось к вечеру. Скорбные облака сулили ночью очередной дождь, заметный холодок грозил даже снегом. Здесь, на травяной равнине, запахло настоящей зимой.
Холодное дуновение ее со стороны заходящего солнца проникло под грязную одежду Джон-Тома.
— Фаламеезар, мы нуждаемся в тебе.
— Извини, товарищ. Теперь у меня есть свои беды. С будущими несчастьями вам придется сражаться без моей помощи. Я испытываю глубокое раскаяние в содеянном, тем более что даже небольшое раздумье позволило бы избежать этого скорбного результата.