Оказывается, кроме меня, Талий Джонас не позвал больше никого. Вадя выглядел слегка сбитым с толку, неловко поблагодарил, когда я подарила ему амулет-безделушку, ускоряющий рост зерновых и зернобобовых, и мы сели за стол.
Не знаю, на что рассчитывал Талий Джонас, но Вадя поплыл уже после салата, и когда подали великолепные сочные стейки из той самой новой породы, уже просто бессмысленно пялился на салфетницу. Мы переглянулись с Талием Джонасом, и он прервал мучительную светскую беседу, в течение которой я изо всех сил старалась не флиртовать и не строить ему глазки – не при Ваде же, в самом деле. Я и на работе-то пока держала себя в руках, хотя там «помощником» была Жанна, которая максимально ограничивала мой контакт с руководством: даже кофе носила сама, хотя варила его я.
– Вадим, – негромко позвал Талий Джонас.
Вадя моргнул и вернулся к нам спустя долгие три секунды.
– У меня живот болит, – очень неправдоподобно соврал он. – Я отйду, ничего?
Талий Джонас сложил пальцы домиком над тарелкой с едва тронутым стейком.
– Возможно, нам стоит пригласить целителя? – удивляюсь, как от его тона не замерзло вино в фужерах. – Тебе часто нездоровится.
Вадя бросил взгляд на меня, будто опасался, что я сейчас быстренько сбегаю за матерью, и его обман раскроется.
– Съел шаурму из киоска.
Я поморщилась. Вадя действительно был любитель всякой такой дряни – будто не догадывался, из чего ее делают. «Но мясо же проверяют!» – убеждал меня он, весь перемазанный соусом, а я только и сдерживалась от тошноты – даже соответствующая всем нормам, крысятина все равно остается крысятиной. И все это при том, что у них есть персональный повар.
Вадя ушел, демонстративно держась за живот, и мы остались вдвоем.
Ох.
Я взяла фужер и сделала глоток терпкого красного вина.
– Вы узнавали, какие книги он брал в библиотеке? – спросила я сквозь стук собственного сердца. Так, Рина, держи себя в руках. Это будет выглядеть плохо, если начать его внезапно соблазнять прямо сейчас.
Я чуть подалась вперед, и невесомая ткань плотно обтянула мою грудь.
Мне почудилось хмыканье, и Талий Джонас вернулся к стейку.
– Совершенно бессистемная подборка. Родство душ. Исследования близнецов. Феномен неродственных двойников.
Почему же бессистемная?
– Вадя встретил двойника?
Может, это и есть загадочный Лис, о котором Вадя так упорно молчит? Если так, то это может быть очень опасно – хоть это и не подтверждено официальными исследованиями, если происходит встреча двойников, то их начинают преследовать несчастья, пока один из них или оба не погибнут.
– Я тоже сначала так подумал. И направил запрос в базу данных ОМП – совпадений нет.
Только если Вадин двойник – не дикий, которого пока не успели поймать. Где он мог его встретить, в лесу, что ли?
– На следующий день Вадим внезапно проявил интерес к истории минувшего. Потом обратился к истории мультипликации немагов. Затем – к кинематографу. К немагическим средствам связи. К генетическим экспериментам немагов.
Вот теперь я тоже перестала улавливать связь. Для чего ему все это? Хотел снова запустить спутниковую связь? Сравнивал Годзиллу с ящерами-мутантами из Глуши? Думал генетически вывести смешариков? Что было в его голове?
– Странно.
Талий Джонас промокнул губы салфеткой.
– Кроме того, он интересовался биографией Рамона.
О, господи. Учитывая его либеральные идеи.
– И моей биографией, – закончил Талий Джонас.
Я в каком-то оцепенении смотрела, как он откладывает салфетку.
Я должна ему рассказать. Про Вадины антиправительственные лозунги. Потому что одно дело – втихую бурчать себе под нос, другое – копать под собственного отца.
– Вадим придерживается левых взглядов, – спокойно заметил Талий Джонас и взял фужер. – Это нормально для юноши его возраста и склада ума. Впрочем, я бы не хотел, чтобы это зашло слишком далеко.
– Не думаю, что он способен на что-то радикальное, – сказала я. – В любом случае, я не заметила, чтобы в Академии или за ее пределами он встречался с кем-то… подозрительным.
Если только он не делает этого после занятий. Или – обожемой. В библиотеке.
– Он общается только с вами, не считая студентов первого курса Агромагии. Но это общение не выходит за пределы Академии.
– Вы следите за ним?
Холодные глаза обратились ко мне.