т, хотят, чтобы я тут совсем загнулась от холода и голода? Да нет… Что там говорил этот самодовольный брат Себастьян? Через три дня, если я не сознаюсь, то допрос продолжиться. И думается мне, они уже не ограничатся только поркой. Насколько я узнала этого извращенца, он обязательно познакомит меня со всеми кровавыми аттракционами. Насколько я помню, для выбивания признания инквизиция использовала множество прикольных вещиц. Еще в школе нас водили в музей. Так экскурсовод, с каким-то садистским наслаждением, подробно рассказывал о принципе действия различных приспособлений. На ум сразу же пришло некоторые из них. Вот, например, «испанский сапожок». Не думайте, что это обувь легендарной испанской обувной фирмы Pikolinos. На самом деле «испанский сапожок», представляет собой набор тисков. Основу механизма составляли две металлические пластины, соединённые различными винтами и зажимами. В процессе допроса инквизитор затягивал тиски приспособления, ломая кости своей жертве. Иногда к делу подключали молоток, который при ударе о конструкцию причинял невыносимую боль допрашиваемому. Привычный итог таких допросов – сломанные кости, инвалидность или гангрена (что, на то время, приравнивалось к смерти). Или кресло дознаний, также известное как «Ведьмин стул», отличалось особой популярностью у инквизиторов. Изобретение имело сходство с обычным стулом, правда, вместо комфортного сидения «ведьме» предлагали присесть на острые шипы, которыми была усеяна вся поверхность приспособления. Кроме того, руки и ноги жертвы фиксировали специальными ремнями, не давая шанса избежать болевого контакта. Иногда женщине удавалось приподнимать своё тело, но с течением времени контакт плоти с острыми шипами всё же был неизбежен. Их длина была чётко просчитана и изготовлена таким образом, чтобы не задеть жизненно важных органов, тем самым продлив время допроса. В таком мучительном состоянии инквизитор мог вытянуть любые чистосердечные признания. Порой к процессу допроса подключали дополнительные «опции» в виде пыток водой или калёным железом, что ускоряло получение нужных ответов. Были еще: «Колыбель иды», механизм которой состоял из деревянного каркаса с острой вершиной. Несчастного подвешивали веревками и насаживали промежностью прямо на острие. «Железная дева», представляющая собой двухметровый саркофаг с дверкой. Внутренние стенки орудия были усеяны множеством острых шипов. Подозреваемую в колдовстве женщину помещали внутрь устройства и закрывали дверцу. Несчастная оставалась в кромешной тьме и тесноте. Ее тело пронизывало острыми двадцатисантиметровыми шипами, вызывая адскую боль, но, не повреждая жизненно важных органов. И это не считая дыбы, различных тисков, иголок под ногти… Бр-р-р! Даже думать страшно. Остается только сознаваться. Странный шум оторвал меня от мрачных мыслей. На дворе явно, что-то происходило. Слышался веселый гам множества голосов, и аппетитно пахло шашлычком. «Умеют же люди отдыхать, - встрепенулась я,- вон праздник устроили. Барбекю жарят…» Мне стало любопытно, что же там все-таки происходит. Я подпрыгнула. Ухватившись, за решетку, подтянулась. Нащупала ногами опору из выпирающих камней. Так и повисла, просунув голову в пространство перед решеткой. Окно выходило на большую площадь. Она была заполнена народом. Если бы не узкий проход, ведущий от тюрьмы к высокому помосту, было бы трудно, что-либо разглядеть. А так кое, что было видно. На помосте, к столбам были привязаны, одетые в длинные холщовые рубахи, три женщины. - Сжечь ведьм! - Сжечь! - Сжечь! Эхо от яростного рева толпы, гудело на всю площадь. Привязанные к обложенным хворостом столбам молодые женщины, обливались слезами, моля о пощаде. Похоже, все зеваки видели их именно такими. А вот я… За обликом нежных девичьих фигур, с правильными чертами лица, тонким носом и пухлыми алыми губками, я видела дряблых старух с крючковатым носом и морщинистой зеленоватой кожей. Но стоило очищающему огню лишь коснуться их ног, как толпа, ахнув, отпрянула. Теперь и перед ними проявился истинный облик злых колдуний. Они таращились на испуганных людей озлобленным взглядом. От чего кровь стыла в жилах. Было видно, как от злобы ведьм бьет дрожь, а зубы стучат от бешенства. Ненавистью было пропитано все вокруг. Ненависть людей к ведьмам, ненависть колдуний к жалким людишкам, наполняло все пространство. Она окутала всех, своим невидимым покрывалом. - Будьте вы все прокляты! - раздался срывающийся на хрип голос одной из старух, - пусть усохнут ваши чресла! Пусть выродиться ваше семя! Пусть болезни поразят вашу плоть и плоть ваших детей! Наши сестры отомстят всем вам! Пламя взметнулось, охватив корчащиеся в муках тела. Дикие крики горящих колдуний несколько минут оглашали площадь. А затем все стихло. Люди больше не кричали от восторга. Они, молча, расходились. Видимо проклятье ведьм действительно испугало их. Увлекшись происходящими на площади событиями, я совершенно не обратила внимания на то, что мои пальцы затекли. Они сами собой разжались, ноги соскользнули, и я плюхнулась на пятую точку. - Ну, нет…- я потерла ушибленное место, - признание конечно смягчает ответственность, но не отменяет наказание. Вот так сознаешься и окажешься на костре. Что же делать? Выход один. Надо бежать! И на это у меня всего два дня.