— Вот на этой горе много было. Но теперь, видите, лес вырублен, одни пеньки остались, так что тут теперь никаких медведей нет.
— А если я останусь ночевать здесь, вы кошму дадите, палатку?
— Этого нам трест, как раз, не дал. Найдем для вас какое-нибудь одеяло.
— Вот и отлично, превосходно! Значит, я остаюсь ночевать здесь, со сплавщиками. Это, знаете, даже интересно: свежий воздух, река… Только что-то дымом пахнет.
— Тут не только дымом, но и фиалками пахнет, и подснежниками.
— Да, да, я слышу. И пихтой еще пахнет.
— И пихтой.
— А почему у вас народ не интересуется газетами?
— Как не интересуется?
— Я вижу, там у костра ваш парторг читает людям газету, а около него собралось только человек пятнадцать, не больше, остальные почему-то совершенно равнодушны: одни песни распевают, другие на гармошке играют, на балалайке, а большинство уже спать пристраивается возле костров.
— Устали люди, отдыхать пора. Поработали неплохо. Мы планировали сегодня со сброской дойти до Белого камня, а спустились намного ниже. Если бы не затор, сделали гораздо больше.
— Говорят, кабы не «бы», выросли во рту грибы… А кино сегодня почему у вас нет? Растянули бы экран на поленнице и показали людям какой-нибудь фильм.
— У нас на шесть участков только две кинопередвижки. Кинопередвижка северной зоны лесоучастков сегодня у сплавщиков на Моховом, а завтра будет здесь.
— Берите профсоюз леса и сплава за бока, пусть дает больше передвижек.
— Мы от союза вместо кинопередвижки пианино получили для новинского лесоучастка.
— Это напрасно. Пианино — роскошь.
— Я не думаю, что напрасно. Чем Новинка хуже какого-либо маленького городка? Там люди и здесь люди, там трудящиеся и здесь трудящиеся. Нам даже должно быть больше внимания, мы в лесу живем. Нам нужны хорошие клубы, хорошие библиотеки, спортивные площадки. Выравнивать надо нас по городу, мы ведь тоже в коммунизм идем.
— Я думаю, товарищ Черемных, нам пора спать?
— Сейчас, товарищ Морковкин, будем устраиваться. Я пойду распоряжусь, чтобы нам местечко где-нибудь у костра приготовили.
Отыскав Чибисова, Яков Тимофеевич сказал:
— Этот, представитель треста, решил ночевать с нами. Дай ему теплое одеяло.
— А где я ему возьму? — раздражаясь, сказал Чибисов. — У нас и для сплавщиков стеженых одеял не хватает. Кухонные рабочие под шерстяными спят.
— Ну, дай несколько шерстяных одеял.
— Я ему нарочно дам какую-нибудь рвань, пусть побудет в шкуре сплавщика, не обеспеченного кошмой и палаткой!
— Зачем это делать? Он же представитель треста.
— А какой от него тут толк? Все рабочие на него косо смотрят, везде суется, ко всему придирается.
— Такая у него «миссия», чтоб высоко держаться, — с иронией сказал директор.
С вечера у жаркого костра Якову Тимофеевичу не спалось. Лежал на пихтовых ветках и глядел на далекие россыпи звезд, похожих на искры, вместе с дымом поднимающихся ввысь. По другую сторону костра, с головой завернувшись в одеяло, похрапывал представитель треста. На душе у директора было неспокойно. Как-то пройдет сплав? Он только начинается. Все может случиться. Нужно постоянно быть начеку, постоянно бодрствовать и мириться с тем, что очень мало приходится спать.
Сон подошел незаметно. Спал Яков Тимофеевич чутко, настороженно. И вдруг сквозь сон ему показалось, что он проспал, все люди давно поднялись, ушли на работу, а он, пригревшись на солнышке, все спит и спит у костра. Он спит, а люди уже начали сбрасывать древесину в воду, он отчетливо слышит и представляет, как раскатываются поленницы, как звонкие поленья стукают одно о другое, летят в реку, булькают. «Да что же это я? — думает он. — Ну и соня! Как теперь буду глядеть в глаза сплавщикам?» Наконец решительным рывком он борет сон, подымается, садится, открывает глаза. Но что такое? Солнца нет, кругом темно. Он приходит в себя, начинает соображать. Костер давно прогорел, вместо огня перед ним лежит пухлая куча серого пепла. На землю упал иней, от которого луг кажется серым, будто сплошь засыпанный пеплом. Он вспоминает про работника треста, его у костра нет. На его месте лежит лишь скомканное одеяло. Но куда же делся Морковкин? Яков Тимофеевич поворачивает голову к реке, откуда слышался звон поленьев и всплескивание воды. В предутреннем рассвете он видит на поленнице силуэт человека в шляпе и соображает: «Ага, Морковкина пронял мороз, Морковкин греется, Морковкин делает для леспромхоза, наконец-то, полезное дело, помогает сплавщикам. Ну, пускай погреется, пускай поработает».
Снова завертывается в свое одеяло и засыпает. Потом Яков Тимофеевич слышит, что кто-то его трогает за плечо. Он открывает глаза. Перед ним стоит, ежась в своем демисезонном пальто и шляпе, представитель треста. Яков Тимофеевич садится и хитровато спрашивает: