— Харитон Клавдиевич, страсть горько! — пробасил Березин. — Подсласти, не скупись!
— Пить невозможно!
— Не водка, а полынь!
Точно виноватый, Богданов спросил:
— Что же, Даша, разрешишь, что ли?
— Разрешаем, разрешаем! — закричали гости.
Под аплодисменты Дарья повернулась к Харитону и сложила бантиком свои губы.
— Теперь сладко!
— Как мед!
Ну, а дальше все пошло как по маслу. Люди пили, ели, кричали «горько», просили подсластить. Все были навеселе, раскраснелись. Пустились в споры, в разговоры. Подвыпивший Шишигин напирал на Якова Тимофеевича.
— Неправильные ваши распоряжения, товарищ директор.
— Какие распоряжения неправильны?
— А почему вы запретили заготовлять телеграфные столбы?
— Нарядов нет, не требуются.
— Как так не требуются? Может ли это быть? Я слышал, правительство нажимает на стройку электрических станций. Разве электричество не по проводам побежит? Провода-то на столбы вешать. А вы говорите, столбов не надо. Тут вы промах делаете. Иной раз привезут к нам на эстакаду хлыст. Думаешь, эх какой бы телеграфный столб из него получился! А его приходится чуть ли не на вагонную стойку раскраивать. Жалко дерево портить.
В разгаре пира поднялся Березин, сказал в шутливом тоне:
— Не пора ли к лешему, гостеньки? Надо и честь знать.
— Гуляйте, гуляйте! — перебил его Зырянов.
Директор леспромхоза посадил Березина на место и шепнул:
— Фетис Федорович, не егози, пускай люди пьют, закусывают.
— Люди-то пьют, закусывают, а кони стоят голодные, — возразил Березин. — Коней пора ставить на отдых, мы можем гулять и на Новинке. Догуливать к нам пожалуйте.
— В этом ты прав, — согласился Черемных. — Тогда езжайте.
Три тройки вскоре мчались в обратный путь. Харитон и Дарья сидели в обнимку, а с задних троек кричали:
— Горько, подсластить!
— Уже рассластили! — отвечал Березин, подмигивая.
Почти перед самой Новинкой на крутом повороте дороги кони встали, захрапели, попятились. Перед ними был высокий завал из елок, из хвороста, из сушника. Из-за засады раздались крики, ружейные выстрелы. Первая тройка круто повернула, шарахнулась в сторону, в снег, кошевка перевернулась, и Харитон с Дарьей оказались в сугробе.
Наверху завала с берданкой появился пилоправ Кукаркин.
— Ага, перетрусили!
Из-за завала высыпала с гармошкой веселая пестрая толпа.
— Выкуп нам за невесту давайте, выкуп! — кричали женщины.
— А нам за жениха! — басили мужчины.
Все окружили Харитона и Дарью, начали отряхивать с них снег; потом повели за завал, где посреди дороги стоял стол, на столе водка, тарелки с вилками. Над костром в сторонке висело ведро, в котором варились пельмени.
Достав из кармана бутылку и стаканчик, Шишигин угостил сначала Кукаркина, потом стал обносить всю его компанию.
На столе в клубах пара появились горячие пельмени.
— Прошу к столу! — скомандовал пилоправ.
И снова всем стало горько, снова виновникам торжества пришлось сластить продукцию водочного завода.
Завал был раскидан на стороны, и тройки помчались дальше. Вслед за ними, наигрывая в гармонь, с песнями и пляской направилась в Новинку ватага пилоправа Кукаркина, шествие которой замыкала подвода со столом и посудой.
В Новинке Харитона и Дарью высадили среди улицы. От самой дороги к большому двухэтажному дому были разостланы полоски ярких половиков. Минуя Дарьину каморку и мужское общежитие, половики вели вверх по лестнице на второй этаж. Богдановы шли под ручку впереди, а за ними — гости, за гостями гудела праздничная толпа.
На втором этаже в коридоре Березин вышел вперед, подошел к двери, обитой войлоком и клеенкой, щелкнул внутренним замком и, подавая ключ Богданову, сказал:
— Харитон Клавдиевич, вот ключ от вашей новой квартиры. Живите, будьте счастливы, всем довольны… Прошу, заходите!
И распахнул дверь.
Богданов перешагнул порог, огляделся.
В большой светлой комнате у глухой стены стояла накрытая пышная никелированная кровать, над ней висела написанная маслом, в массивной раме копия с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». В углу на отдельном столике стоял радиоприемник. Посредине комнаты находился сервированный стол, плотно обставленный кругом стульями. Новенькая посуда на белоснежной скатерти, приборы из нержавеющей стали, бутылки с винами — все это блестело, играло.
— Пожалуйста, раздевайтесь, вот вешалка! — говорил Березин. — Чувствуйте себя как в своем собственном доме. Все это ваше.
Глаза у Харитона вдруг стали влажными.