— Сын мой, встретив такую благосклонность этих… благочестивых и добрых людей, передал ли ты им священный свиток и превознес ли достоинства храма, который многие годы служил тебе домом и семьей?
Пока Настоятель молчал в ожидании ответа, в душе Жука всколыхнулась злость. Подмывало ответить грубо, но он взял себя в руки.
— А как же, святой отец? Неужели я мог забыть о поручении того, кто всегда был так милостив ко мне? Я добросовестно исполнил твою волю. Но эти господа, судя по всему, никогда не покидают своего дома. Кроме того, они приглашают тебя навестить их, если пожелаешь.
Когда Настоятель это услышал, заплывшие жиром глаза почти вылезли из орбит, и Жуку, чтобы скрыть усмешку, даже пришлось сделать вид, будто он подавился. Юноша представил себе, как Настоятель плутает в кишащем хищниками и демонами лесу, и сказал себе: «По тому, в каком виде я вернулся, ясно, что я добился успеха. Но ведь любой может заблудиться в чаще. Почему бы не указать то самое направление, которое дал мне Настоятель? Пускай сам попытает счастья. Что же касается волшебников, раз они сжалились надо мной, то, возможно, пожалеют и его. Хотя я в этом очень сомневаюсь». И он еще раз поперхнулся, и Настоятель осторожно постучал его по спине.
На следующее утро, через час после рассвета, Настоятель выехал в сопровождении двух преданных ему младших священников и Драгоценного.
Никто из обитателей храма не посмел выразить сомнения в важности миссии Настоятеля. Видя Жука в его новообретенном великолепии, они, вероятно, вспомнили поговорку: «Разве оса приносит мед?» Если никчемного дурачка отослали с такими подарками, то можно себе представить, как щедро волшебники вознаградят достопочтенного священника.
Жук по дороге из храма ехал несколько дней с тощей сумой, а троих священников сопровождал мул с набитыми до отказа вьюками. Вел этого мула Драгоценный.
Весь первый день процессия двигалась по мощеной дороге. Седокам очень досаждали мухи, привлеченные, вероятно, объемистыми мешками с продуктами или благовониями, которыми пользовался Настоятель. Если не считать этого неудобства, день прошел без приключений.
Потом солнце склонилось к западу и окунулось в густой бронзовый туман, казавшийся еще более густым под пологом леса.
— Расположимся лагерем на этой придорожной полянке, — решил Настоятель. — Поставьте шатер.
Однако, как только они съехали на поляну и взялись развьючивать мула, из леса донеслись дивные переливы музыки.
Естественно, трое священников тут же навострили уши, а Драгоценный (у которого, надо сказать, все время были тайные сомнения насчет этого рискованного предприятия), спрятался за деревом.
В следующую минуту забеспокоились все пять мулов.
Сначала они зафыркали, потом стали брыкаться и в результате скинули седла и мешки. Полетел на землю и седок, не успевший спешиться самостоятельно освободившись от ноши, мулы ринулись через поляну, а на ее краю вздыбились, образовали кружок и пустились в пляс, часто хлопая друг друга передними копытами.
Священники уставились на эту глупую и удручающую картину.
Наконец Настоятель, по долгу службы привыкший работать головой в любых обстоятельствах, заметил:
— Близость к волшебству, как хорошо известно, может свести с ума низших животных.
Как только он выразил эту мысль, мулы прекратили танец и разбрелись кто куда щипать траву. Свет быстро убегал сквозь решето веток и листьев. На земле вспыхнуло несколько огней, а между ними появилась черная тень.
Священники осенили себя знамениями, но в следующий момент увидели перед собой всего лишь большого черного зайца. Заяц, видимо, был ручным, потому что на нем блестел ошейник из золота и серебра, а в ушах сверкали серьги.
Зверек поднялся на задние лапы и трижды поклонился священникам, его красивые уши коснулись земли.
Затем, повернувшись, он проскакал по поляне, остановился на опушке и посмотрел на них.
— Все это просто замечательно, — сказал Настоятель. — Кажется, гостеприимные хозяева послали нам навстречу гонца. Неудивительно, что глупый Жук не понял или неправильно истолковал их намерение. Заяц — посол, и мы должны следовать за ним.
Сказано — сделано. Даже Драгоценный пошел за ушастым послом, не желая остаться в лесу один-одинешенек.
Несколько минут они пробирались по темной просеке, и вдруг появился свет. Перед ними оказалась другая поляна, очень ярко освещенная лампами из цветного стекла, висящими на золотых цепях под деревьями и столбами из резной слоновой кости. Все было так красиво, а лампы светили столько ярко, что птицы, уже отошедшие ко сну, пробудились, решив, что настало утро, и защебетали на сотни голосов. Но с поляны доносилась и другая мелодия, правда, не было видно ее источника.
В центре поляны рос одинокий орех с серебряными листьями. А зеленая кожура его плодов казалась изумрудной. Около дерева под золотыми балдахинами стояли темно-красные шелковые диваны с темно-красными атласными подушками.
На одном из них внезапно появились молодые мужчина и женщина. Наверняка это были описанные Жуком волшебники, князь с княгиней.
Впрочем, Настоятель и сам бы догадался, что красивый молодой человек — князь, очень уж роскошны были его золотые одежды. А рядом сидела скромная красавица лет семнадцати, облаченная в серебро, в ее ниспадающих волнами черных, как ночь, кудрях блестели сапфиры, такие же яркие, как и ее глаза.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — воскликнул молодой князь. — Конечно же, после встречи с вашим посланником мы ждали вас с нетерпением.
Молодая женщина скромно, но с чувством собственного достоинства заняла свое место, и перед тем, как опустить восхитительные ресницы, успела улыбнуться священникам.
Вскоре представителей храма рассадили на диваны. Но, как только к ним приблизился Драгоценный, князь нахмурился.
— Ваш слуга не может сидеть рядом с вами, преподобный отец, его место там, в тени.
Настоятель не возражал. Он пренебрежительно махнул Драгоценному рукой, и презренное создание село в тени, далеко от тепла и удобств.
Черный заяц исчез, зато из таинственного леса появилась группа гордо вышагивающих полосатых мартышек. Они подошли к священникам, омыли их руки и ноги душистой водой, а тем временем другие обезьянки принесли золотые кувшины, от которых исходил хмельной аромат вина. В кувшинах плавали лепестки роз. Но еще более торжественно выступала третья группа мартышек, они несли украшенные драгоценными камнями блюда такой красоты, что у всех трех священников заблестели глаза.
Начался пир горой. Молодые хозяева собственноручно украсили головы гостей миртовыми венками, регулярно наполняли их золотые кубки и подкладывали еду в тарелки. Во всех их движениях угадывалось искреннее желание услужить, в то время как сами они ничего не ели и не пили. А к Драгоценному они отправили мартышек с глиняным кувшином, в котором оказалась вода, и с деревянной тарелкой с травами.
Пока гости насыщались, волшебники внимательно наблюдали за ними. Князь расспрашивал Настоятеля о богах, почитаемых храмом, а скромная княгиня почти все время молчала.
За едой и питьем, под красноречивый монолог Настоятеля незаметно прошла большая часть ночи. Достопочтенный священник, обретя идеальных слушателей, несколько часов говорил без запинки и лишь изредка бывал вынужден промочить горло. И такое глубокое понимание сути вещей пришло к нему в ту ночь, такие блестящие мысли, что его полностью поглотили скромная гордость и счастье, которых он не испытывал с самого раннего детства. А хозяева так же умело поддерживали беседу, как деревья вокруг поддерживали лампы.