"Страстью жгучей режет уста,
Обморок новый объявлен рассудку,
Сердце бьётся ради свободы,
Это твои последние сутки.
Сложно понять окраску планеты,
Просто взглянув из космических далей,
Не зная сути её атмосферы,
Дышать заметной себе только правдой.
Путь и странен и лёгок к тому же,
Ведь главный противник вере той служит,
Что его интересы чужими загубит,
Рыцаря чести соблюдая закон.
Все мы послушаем твой яростный гром,
Уста который извергают.
Однако увидим лишь одно:
Кровь разбитой на камнях дамы".
Девушку не сразил, роняя с ног, появившийся эхом отовсюду, голос. Напротив, он дополнил танец экзотическими моментами, сливаясь с сердцем воедино, генерировал их под знаменем хореографического штат-офицера. При взмахах рук она вбрасывала на небосклон новые звёзды, возводила невидимые храмы вокруг, провозглашая тамошними епископами собственные черты характера.
Лишь приоткрыв немного очи, Диана смогла распознать рядом широкий переулок, откуда на неё уставились десятки заворожённых взоров тролей, загородивших тех неотразимых музыкантов. Всё, что удавалось поначалу разглядеть, ограждаясь от полной картины тех трёх фигур с инструментами за занятостью танца, это торчащие из-за живой жёлтой стены головные уборы. Посередине распознавался длинный цилиндр с нанесённой белой линией, в гипнотической стилистике, обмотанной вокруг шляпы. Из полей, совсем капельку настораживая, торчали металлические колья. Хозяин цилиндра изрядно скакал, изображая восхищение музыкой. Слева от него замечался получёрный, полукрасный колпак придворного шута, звенящий жёлтыми бубенцами. И лишь справа виднелась чёрная голова, абсолютно пустынная, уродливая, частично замечалась на ней карнавальная маска.
Далее Венецианская девушка предъявила санкции для скромности, ещё пуще раскрепощаясь. Она взлетела в прыжке, дыхания наблюдателей закупорились непробиваемой завистью, нависла протяжная нота флейты. В полёте ноги растопырились, изображая воздушный шпагат, сооружая Биврёст, после чего в миг сомкнулись, ударяясь носками с чётким, высеченным стуком. Туфли, несмотря на опасность такого манёвра, плавно коснулись дороги, не издавая лишних звуков. От подобной махинации, обобравшей изумление тролей до нитки, даже чудные музыканты перестали воспроизводить музыку, обозначая последней доминантой конец выступления.
Пришлось плотно сжать ладонями уши, поскольку мощные и широкие рукоплескания публики рвали барабанные перепонки в кровь. Их восхищение к артисту струилось с горячим паром пастей, выделяющимся в холоде.
Не успела девушка оклематься от шума и лицезреть наконец самых лучших музыкантов на свете, как те уже исчезли из переулка насовсем, не оставляя следов, за исключением истерического счастья у аудитории.
Последовав их примеру, Диана так же решила увильнуть с места преступления, где она пронзила и украла сердца всех этих тролей, потихоньку отправляясь вдоль стены домов.
Едва переулок был оставлен, как вдогонку, врываясь в спину умоляющими просьбами остановится, до неё донеслись крики. Вначале появилась паника, ибо от местных жителей ожидать можно что угодно. Но, успокаивая кипящий понемногу страх, Диана обернулась, замечая трёх музыкантов не тех, что подыгрывали ей, а иных. И это было трио: троль с причудливой некрупной арфой, свисающей с плеча на ремне, беорн с прикрепленным к спине барабаном и гнол с подобием мандолины в одной из лап.
Добравшись, молодые на вид музыканты, запыхались, поскольку бежали они с другого конца улицы сразу после увиденного представления.
(Троль) - Прошу… постойте…
(Диана) - Да? Что вы хотели?
Схватившись за горло, троль не мог промолвить и слова, тогда его отодвинул толчком друг-гнол.
(Гнол) - Мы видели ваш поистине легендарный танец! Вы танцуете так, как никто ещё раньше не танцевал…
(Диана) - Что ж… Спасибо, господа, это всё?
(Беорн) - Не совсем. Мы хотели... Предложить вам... Если у вас вдруг нет работы…
Дальше Диане слушать не пришлось, ведь всё и так ясно как день. Молодые музыканты хотели предложить ей танцевать под их, грубо говоря, дудку и зарабатывать таким образом на жизнь.
Лишь промелькнула мысль об очередном отклонении, но вдруг она призадумалась. Танцы всегда были для неё лучшим на свете, способом скрашивать однообразие и серость дней. И тут девушка осознала своё место, улавливая необычайную щекотку в груди. Её озарение зажглось яркой лампой идеи во лбу. Неизвестный эффект являлся резким, ни чем иным как мечта.