И конечно, в постоянном кружении спирали, девушка будто вылетела из себя, пропадая в торнадо нестойкости рассудка. Голову штормило, приходилось впиваться в перила, но что-то внутри подсказывало об их ненадежности, готовой обрушить Диану вниз.
Скелеты в ступеньках зашевелились в больном воображении, приходилось следить за ногами, дабы туда не впились крохотные клыки воскресшего грызуна.
Девушку начало подкашивать, и представлялось, что вся башня крутится невыносимым аттракционом. Но стремление к цели продолжало двигать далее, однако, зазря.
Диана подняла взгляд, пытаясь разузнать длину пути. Зрелище повергло в полный шок, лицо замерло от ужаса, немного испуская слюни из распахнутого рта. Центр лестницы предстал калейдоскопом. Наверху ступени отрывались от основания, чудесным способом паря и синхронно выполняя цирковые трюки со своими собратьями и коллегами - перилами. В конце, где виднелся чёрный потолок, горела голубоватым светом непонятной формы звезда, придавая контраст.
И вот Диане показалось, будто весь этот калейдоскоп трансформировал вершину башни в пасть гротескного чудовища, по зубьям которого она идёт в жерло пищевого тракта. Галлюцинации переклинили сердце, возникло ощущение, что двигатель остановился навечно, не воспроизводя жизненно важных импульсов. Глаза выползли до предела и та вдруг подумала об их возможном побеге из тела, о дальнейшей слепоте.
Боль в локонах волос губила попытки бороться, а ломка костей уронила деву на костяные ступени. Зубы сами по себе хрустели, уничтожая хозяйку неприятным чувством. Психический приток стал самым сильным, чем когда-либо. Она оказалась сломлена, разбита, разрушена на финальном броске. Создавалось впечатление, словно сейчас Диана действительно умрёт. Помимо физической боли и галлюцинаций, нахлынула волна тягучей депрессии, приправленной ненавистью и духовной слабостью. Всё, что могли делать эти останки прежней венецианской девушки - это обеспечить вымирание её рода на проклятых ступенях.
Из приоткрытых обветренных уст полилась кровь, вызванная давлением, облюбовав лестницу некого рода трофеем. Жидкость стекала вниз, капли летели к полу в стремительном путешествии одна за одной, отсчитывая последние секунды.
И всё-таки, как бы сильно не сокрушала фобия, её упрямство перебирало руками и ногами. Истощённая она ползла вверх, лишённая осознания, обезумевшая, невольно приближаясь к пасти чудовища, собственного монстра. Случившееся в тот роковой час на лестнице досконально неизвестно, и тайна безвозвратно канула в небытие.
Единственное, о чём можно упомянуть, при этом не соврав, это неожиданный успех. Именно, успех!
Упираясь руками на ступеньки из последних сил, измученная и грязная словно трубочист, вот только вместо сажи были кровь да пыль, Диана вылезла со спиральной злодейки прямиком на пол комнаты, заложенной в верхушке башни.
Лицо, измазанное багровыми подтёками, устало огляделось, почти обессиливая. Конечности подобно молотку судьи стучали по полу в неудачных попытках передвинуть тело хотя бы ещё на несколько метров. Волосы раскинулись в разные стороны, полностью скрыв голову. Девушка умирала, а давление клаустрофобии беспощадно не стихало, магнитной тягой прижимая к земле.
В округленных стенах комнаты её ждало кресло-качалка, пододвинутое к газетному столику. В нём сидело спящее жёлтое тело, укрытое пледом. Глаза старой как весь мир тётушки Моли закрылись веками, увеличенными под треугольными линзами странных очков. В залежавшейся шали, укутавшей плечи, копошилась поистине орда моли, похоже, имя этого троля приписано именно благодаря такой компании.
Насекомые совсем не страшились женщины, продолжая греть лапки в шерсти. Их крылья создавали жужжание, заполонившее пространство просторной комнаты.
В широких руках старой дамы застыла открытая книга, написанная неким Али'ком А. под названием "История Алистрады".
Большинство комнаты без окон заполонялось темнотой, одна лампа стояла на столике, славным кавалеристом рассекая черноту возле тётушки Моли. Не находя другого выхода, Диана раскрыла немеющие уста и из остатков сил прошипела.
(Диана) - Помогите…
Пускай жужжание лампы и трещание крыльев моли не будили старуху, несмотря на громкость звуков, но этот тихий, вопиюще проникающий вглубь души отчаяньем, звук был услышан.
Глаза тётушки открылись, расширяясь в линзах. Взор понемногу, всё ещё сонно, повернулся в сторону входа, к дыре, куда спускались ступени.