- Знаю. - Собеседник почему-то улыбается.
- А если знаете, зачем спрашиваете?! - злится Галка.
- Ого! Крутой характер. Дедовский. А вот лицом больше на отца похожа.
Человек в штатском встает из-за стола и вразвалку шагает по комнате. По этой походке старого моряка Галка узнает его: Зарудный - секретарь городского комитета партии.
- Простите, Иван Матвеевич. - Девушка краснеет.
- Хорошо, что узнала. А то я уже думал - ты и меня, как того в десятом классе…
- Комиссар госпиталя приказал мне явиться сюда, а к кому - не сказал, - смутившись, бормочет Галка.
- Ну добро! - Он подходит к ней и почти силой усаживает в кресло. - Садись, садись. Разговор будет серьезный.
Он говорит ей «ты», и это льстит Галке.
- Я еще прадеда твоего - контр-адмирала Ортынского помню. Дедушку Семена Петровича отлично знал. С отцом твоим не раз встречался. Правильные люди были. Настоящие русские моряки! Да и ты, говорят, чести Ортынских не роняешь.
Зарудный останавливается перед Галкой.
- Так вот, Галина Алексеевна…
Спустя три часа девушка уже шагала по малознакомой Дмитриевской улице. В широком пальто, в туфлях на низком каблуке.
Вошла в подъезд трехэтажного дома. Кажется, здесь. Поднялась по лестнице и постучала в массивную дверь. За дверью шаги. Щелкает замок.
- Прошу! - миловидная женщина средних лет жестом приглашает ее в комнаты.
Хорошо обставленная большая квартира, навощенные полы, огромный текинский ковер над диваном.
- Если не ошибаюсь, - Галина Ортынская?
- А вы - Зинаида Григорьевна Адамова?
- К вашим услугам. Прошу садиться.
Пока Галка брезгливо разглядывает висящую на стене картину фривольного содержания, Зинаида Григорьевна извлекает из вместительного шкафа какие-то коробки, пакеты в целлофане, дамские сумочки всевозможных фасонов, на спинках стульев развешивает платья.
- Примерьте этот костюм. По-моему, он будет вам впору, - говорит она Галке. - Обратите внимание - строгий английский покрой. Сейчас это модно на Западе.
Галка послушно надевает костюм.
- Неплохо. Здесь придется немного убрать. - В руках Зинаиды Григорьевны появляется портновский мелок. - Юбку надо укоротить. Прекрасно. Теперь оденьте это платье… Вас смущает декольте? Но это - вечерний туалет!.. Хорошо, я немного подниму вырез.
- А совсем закрыть его нельзя?
- Нельзя! - сердится Зинаида Григорьевна. Она говорит безапелляционным тоном избалованной заказчицами портнихи. - Файдешиновое не мерьте. Я уже знаю, как вам его исправить. Набросьте панбархатное. И снимите же, наконец, ваши допотопные туфли! Возьмите те, лаковые.
- Настоящие ходули! - ужасается Галка.
- Обыкновенный французский каблук, - пожимает плечами Зинаида Григорьевна.
За платьями и туфлями следуют шляпы, белье, халаты, плащи. Галка еще никогда не видела столько дорогих и красивых вещей. Клейма иностранных фирм мелькают перед глазами. Но когда Зинаида Григорьевна извлекает из резной шкатулки золотой браслет старинной работы, кулоны, серьги, кольца с драгоценными камнями, - у Галки невольно срывается с языка:
- Но послушайте, откуда это все у меня?
- В дворянских семьях драгоценности переходили из поколения в поколение, - невозмутимо отвечает хозяйка. - Нет ничего удивительного в том, что, скажем, этот браслет когда-то носила ваша прабабушка-адмиральша. А туалеты привозил вам отец из-за границы. Ведь он бывал во многих иностранных портах.
Галка краснеет - поделом ей, чтобы не задавала впредь глупых вопросов!
- Но это еще не все, - продолжает Зинаида Григорьевна, кладя на стол пачки кредиток. - Вот итальянские лиры, это - рейхсмарки, а это - румынские леи. Да, да! Ваш отец был дальновидный человек. Он предвидел события.
Тоскливая боль сжимает Галкино сердце. Отец! Он шел по жизни, высоко держа голову. Многие считали его гордецом, и фатом. Но он никогда не был фатом. А гордость… Он любил свой корабль, свое море, свой народ, любил жизнь. И гордость его была от этой любви. Он не склонил головы даже под прицелом торпедных аппаратов… А сейчас где-то среди полусгоревших портовых документов лежит «радиограмма» с теплохода «Казахстан»: «Команда отказалась выполнить малодушный приказ капитана Ортынского и открыла кингстоны, предпочитая гибель позорному плену. Старпом Шахов».
Это неправда! Последняя, настоящая радиограмма с теплохода - та, которую однажды показал ей Леонид Борисович Гордеев, - изъята. Так нужно!
«Пойми, отец, так нужно!» - шепчет Галка. Кутаясь в воротник легкого пальто, она идет против колючего холодного ветра; идет по безлюдному проспекту лейтенанта Шмидта, мимо обгоревших, разрушенных домов с пустыми глазницами выбитых окон; идет по развороченной снарядами мостовой; идет по израненному, опаленному пожарами родному городу.