И только после обеда я вспомнила, что забыла свои перчатки на кладбище. Мама и отец обсуждали прочитанные книги. А нам с Марком полагалось делать уроки, но мы смотрели телевизор. Только что сообщили о погоде в городе.
Я вскочила, одернула свитер.
— Марк, мне придется вернуться на кладбище за своими перчатками.
Оторвавшись от учебника алгебры, он вскинул на меня глаза.
— Ты это серьезно?
— Это мои лучшие перчатки! — сказала я. — Самые теплые. Самые любимые. Я не могу оставить их там.
Марк опять уткнулся в свой учебник.
— Сходим за ними утром.
— Нет уж! Только что по телевизору сказали, что скоро пойдет снег. Они испортятся.
Я открыла гардероб и достала свою куртку.
— Ты идешь со мной или нет?
Марк раздумывал, покусывая кончик карандаша. Наконец он положил карандаш.
— Ладно уж, иду. Не отпускать же тебя одну.
Молодец, Марк, вот это по-мужски!
Ветер уже стих, но ночной воздух был сырым и промозглым. Узкий серпик луны моргал нам в просветы между черными тучами. Тонкий слой снега покрылся коркой и стал твердым, как лед.
Переходя улицу, мы без конца поскальзывались. Вскоре показалась низкая ограда кладбища Грейстоун.
— Ты хоть помнишь, где их оставила? — спросил Марк.
Его лицо пряталось под большим меховым капюшоном. Он освещал фонариком снег впереди нас.
Я поежилась.
— На могильном камне одной девочки. Мы мигом за ними сбегаем.
Я взялась за ручку кладбищенских ворот и потянула. Ворота заклинило смерзшимся снегом. Я снова потянула изо всех сил, и они со скрипом отворились.
Мы с Марком стали подниматься по склону холма. Желтый кружок света плясал по могильным камням. Черные тучи закрыли луну, и плотная темнота окутала нас. Стало еще холоднее.
Я потерла ладонью нос. Он уже занемел.
— Теперь вниз с этого холма, — сказала я.
Вокруг деревья скрипели и стонали. Вой ветра звучал как-то жутко, напоминая тихие человеческие вздохи.
Скользя по твердой ледяной корке, я провела Марка к могиле Эбигайл Уилли.
— Здесь, — сказала я.
Марк посветил фонариком. Остановившись, я взглянула на камень.
— Их нет! — вскрикнула я, хватаясь руками за замерзшие щеки. — Перчаток здесь нет! Я их оставила на верхушке камня!
Марк провел лучом по передней грани камня.
— Может, их ветром сдуло. Поищи на земле.
— Да, правильно. Наверное, они на земле, — пробормотала я.
Потом двинулась вокруг могилы, оглядывая заледенелый наст. Ветер вздохнул опять. Деревья застонали, раскачиваясь. Я услышала пронзительный крик где-то далеко. Наверное, кошка.
Наклоняясь к земле, я обогнула могилу. Где же они?
— Может, их сдуло вниз по склону, — высказал предположение Марк. И еще глубже натянул меховой капюшон.
Потом медленно пошел вниз по склону, проводя фонариком из стороны в сторону.
— Ну, где же они? Где же они? — повторяла я, потирая мой замерзший нос и щеки.
И тут чуть было не столкнулась с этой девочкой. Ее длинные темные волосы спадали ей на лицо, скрывая его. На ней было всего лишь тоненькое платьице с длинными рукавами и юбкой в складку до пола. Она стояла очень прямо и неподвижно, спрятав руки за спину.
— Кто ты? — спросила я.
В этот момент порыв ветра сдул волосы с ее лица.
Я посмотрела…
…посмотрела в ужасе… на ее голый череп вместо лица. Без кожи. Без губ над щербатыми зубами. Без глаз. Лишь пустые глазницы, темные и глубокие.
— Я Эбигайл, — хрипло произнесла она голосом сухим, как наждачная бумага, сухим, как опавшие листья.
Вдруг она подняла обе руки. На них тоже не было кожи. Одни только кости. И на концах этих серых костлявых рук — мои перчатки!
Она бесшумно шагнула ко мне. А я стояла, окаменев от ужаса.
— Я замерзла, — простонала она сквозь щербатые зубы. — Здесь так холодно, Лорен…
— П-пожалуйста… — прошептала я, глядя на свои перчатки.
Мои перчатки на этих костлявых руках…
— Отдай мне твое пальто! — простонала она, потянувшись ко мне руками в перчатках.
Глубокие пустые глазницы… голый череп, наклоняющийся ко мне, летящие по ветру волосы…
— Лорен, отдай мне твое пальто…
— Нет! Не надо!
Я обернулась, ища глазами брата.
— Марк! — крикнула я, увидев его.
Он несся со всех ног, выставив вперед руки, убегая от высокого скелета в развевающемся черном пальто.
«Беги! — скомандовала я себе. — Лорен, беги скорее!»
Но ноги мои дрожали. И отказывались подчиняться мне.