Выбрать главу
* * *

Уже темно, и улицы, которыми катит желтая «волга», совершенно незнакомы Писателю. Какие–то плавающие в черно–чернильной, как гематома, темноте окраинные микрорайоны, заводские трубы, бетонные коробки…

Боковые стекла запотели ничего не видно. И дождь начался, как назло.

Желтая «волга» движется плавно, с трудом преодолевая сопротивление заводненного пространства; точно подводная лодка среди донных ущелий, подсвечивая себе путь фарами–прожекторами, иногда освещая ближним светом встречно проплывающие субмарины с красными и оранжевыми хвостовыми огнями. Коралловые безлистные деревца, робко тычащие вверх, на поверхность поломанными пальцами, фосфоресцирующие прямоугольники в стенах ущелий, дождь только угадывается — по шуму над головой…

Еще минут десять — и автомобиль подъезжает к металлическим воротам; они тут же отодвигаются.

А впереди уже маячит какое–то здание — то ли ангар, то ли пакгауз, то ли небольшой завод. Еще одни ворота — прямо в стене, и тоже открываются сразу же, как по незримой команде…

* * *

Писателя вывели из машины и повели какими–то темными коридорами, бесчисленными переходами, лестницами.

Никак нельзя понять направление: вправо, влево, наверх, вниз? Коридор, налево, направо, лестница, два пролета вверх, три — вниз, еще один коридор, налево, прямо, еще одна лестница, переход на другую площадку, вверх на четыре пролета, вниз…

Все, судя по тому, что сопровождающие остановились как вкопанные — пришли.

Небольшая комната, похожая скорей, на камеру — окон нет, и синий, как в операционной люминисцентный свет безжалостно высвечивает каждый угол. Две табуретки, письменный стол — и все.

— Садись…

Писатель, робко взглянув на спутников, уселся за стол.

— Не сюда…

— К стене?

— Да.

Ну, спорить не приходится: Куда бедному аиду спорить с такими…

— Лицом к стене…

Ой, мамочка…

— Ты знаешь, кто мы?

Писатель заискивающе улыбнулся:

Федеральная Служба Контрразведки?

— Нет.

— Охрана издательства… — он назвал конкурирующее издательство, в которой, по слухам, создавался аналогичный товарец — тоже книга про павшего смертью храбрых.

— Нет.

— Охрана Президента?

— Нет.

— Банд… извините, бизнесмены?

— Нет.

— Кто вы?

Молчание.

Скрипнула металлическая дверь, тонкий и зловещий скрип, будто писк попавшей в капкан канализационной крысы. Водятся такие крысы под Москвой, в бесконечных подземных коммуникациях — огромные, бурорыжие, с голыми, тошнотворными хвостами, с острыми умными мордами…

Писатель оглянулся — никого.

Ушли.

Поднялся, сделал несколько робких шагов к выходу. Потрогал дверь — железная, толстенная, непроницаемая, будто бы в хранилище американского золотого запаса Форт — Нокс, тонну динамита заложи — ничего не случится… Сколупнул сухую краску, растер между пальцами…

Ну, и что теперь?

Долго его будут тут держать?

Очень хотелось курить, но сигарет как назло не было. Наверное, в кабинете Издателя забыл. Похлопал себя по карманам, зачем–то поставил ногу на табуретку, подтянул носок, послюнявил ладонь, стер с туфель комочки засохшей грязи…

Что делать?

Непонятно…

Сел на прежнее место, опасливо озирнувшись по сторонам: а вдруг его сейчас изучают, рассматривают через какие–нибудь подглядывающие устройства, сортируют, анализируют информацию…

Надо выглядеть на все сто — чтобы спокойствие на лице было, чтобы носки были подтянуты, чтобы обувь блестела, чтобы…

Ведь он — Писатель, а писатель in Russia больше, чем writer in USA…

Вновь скрипнула дверь, и тут же команда бесстрастно–электронным голосом:

Не оборачиваться.

Да, вот и все.

Пришли.

Они.

Кто они?

Какая разница: они — это просто Они. Они — понятие неперсонифицированное, только во множественном числе. Те, кто надо всеми, те, кто на самом верху.

Они, короче.

И все–таки:

— Кто вы?

— Теперь вопросы будем задавать мы.

Ну, хорошо… Неужели вы схватали меня на улице и привезли сюда только для того, чтобы задавать вопросы?

— Задавайте…

Голоса вошедших были спокойны и бесстрастны, настолько бесстрастны и так удивительно спокойны, аэмоциональны, что вопросы и ответы невольно выстраивались в сознании с книжно–графической точностью, как на заправленном в печатную машинку листе бумаги; у любого Писателя это — подсознательное, профессиональное.

Он — им:

Кто вы?

Они — ему:

А разве ты не знаешь? — Пауза. — Мы храним истину в последней инстанции, мы наказываем графоманов и суесловов. Нам известно все — что было, что есть и что будет… Ты хочешь узнать главное?