Выбрать главу
* * *

«Прометей»… Каждый из узлов этой платформы по отдельности был вполне технологически выполним и не очень нов. Но всё в комплексе… подобного в истории космонавтики ещё не делалось. Русские имели некоторые наработки в этой области. Но речь шла о маневрировании, смене плоскости орбиты малыми спутниками с помощью разгонных блоков. А от него требовали гораздо большего. Того, что раньше было прерогативой «Звёздных войн» – и не от Рональда Рейгана, а от Джорджа Лукаса.

Но прошло девятнадцать месяцев, и дело было сделано. И теперь он гордился им не меньше, чем своей аэрокосмической компанией. Хотя об этом вкладе в прогресс и сохранение мира и свободы на Земле он сможет по условиям договора рассказать только через десять лет.

И всё же имелся один неприятный червячок, который грыз Мастерсона день и ночь. По своему опыту Элиот знал, что и великие удачи, и огромные несчастья происходят при мизерной вероятности. И всегда неожиданно. Парадокс чёрного лебедя…

«Какого дьявола я думаю об этом? Разве это повысит котировки моих акций? Разве это заставит лучше продаваться мои электромобили и гаджеты?».

Но, вспоминая, как удаляется и делается всё меньше в чистом полуденном небе безобидная транспортная ракета, Мастерсон не мог себя заставить не думать. В молодости, пока Элиот ещё не подчинил себя жёсткому тайм-менеджменту, он увлекался не только программированием и изобретательством. Космосом он заболел после научной фантастики, особенно Айзека Азимова. Серия про «Основание» была его любимой.

Но там, на стартовой площадке, белый мультимиллиардер, родившийся на африканском континенте, вспомнил совсем другую книгу, роман лауреата премии «Хьюго» времен «холодной войны», от которой ему ещё ребенком было не по себе.

Она называлась «A canticle for Leibowitz». «Страсти по Лейбовицу». Нет, к религии этот роман отношение не имел… как и к эротике. А вот с Азимовым перекликался… тоже касался цикла рождения цивилизации и её гибели. В огне.

А сейчас она заставила Мастерсона думать о чёрном лебеде, вестнике смерти и разрушения. Обычно он старался не думать, настолько страшна эта птица. Всегда хватало более реальных рисков. А тот, который казался маловероятным, игнорировался. Хотя бы для сохранности психики.

«Space Hawk» уносился ввысь, а его создатель всё размышлял… И радостные мысли о том, что он обеспечил западную цивилизацию новым «ultimo ratio», которое позволит установить стабильный мировой порядок на следующие лет десять, – как ветром сдуло.

«Когда дело касается русских, обычные законы логики не действуют», – когда-то давно сказал ему отец, оторвавшись от чтения газеты. ЮАР до самого крушения апартеида была, мягко говоря, в недружественных отношениях с СССР. Ещё бы. Последний очень помогал чернокожим повстанцам.

Элиот не считал себя русофобом и признавал, что у страны, где букву «R» почему-то пишут зеркально, были свои достижения. Например, в космосе.

Но в этом случае отец оказался чертовски прав.

Элиот Мастерсон не был бы собой, если не располагал бы силами и средствами для наведения справок. И он знал: то, что ему известно как «Проект „Прометей“», в Пентагоне значилось как «Проект „Дамокл“». Впрочем, и в пятиугольном здании явно догадывались, что всё он знает, и мирились с этим.

Но… Fait accompli[3], как говорят французы. Дело уже было сделано. Работа сдана заказчику, а значит, его детище находится под полным контролем НАСА… а по факту – военного ведомства. Кое-что он себе всё же оставил, хоть это и было незаконно. Крохотную «back-door», потайную дверцу, чтобы следить за функционированием платформы. Крохотный радиомаячок, который будет «спящим» и подаст сигнал на определённой частоте только в определённых узко очерченных обстоятельствах. В случае обнаружения это не бросало на него тень, а могло быть списано вояками на техническую недоработку. Всё-таки его специалисты чуть более компетентны, чем военные техники и инженеры.

Это знание было важно для него, чтобы планировать свою жизнь. И быть готовым к самому плохому.

Впрочем, Элиот установил для себя вероятность фатального развития событий в одну десятую долю процента. Не больше. Ведь люди – не лемминги, чтобы кидаться с обрыва в воду по весне. Ядерное оружие существовало почти восемьдесят лет, и хватило ума не применять его после Хиросимы и Нагасаки.

Он привык выигрывать, имея 1 к 100 не в свою пользу. То есть в ситуации в сто тысяч раз хуже. Облегчением для совести была мысль, что и без «Дамокла» глобальные риски не становились ощутимо меньше. Скорее – даже выше. Ведь «Дамокл», как его заверяли, будет важным фактором мировой стабильности. И годился тот не только против Медведя, но и против любой страны или блока, которые вздумают угрожать миропорядку. Он, может, был и неидеален, но именно при нем Мастерсон имел возможность заниматься своими проектами.

вернуться

3

Fait accompli (франц.) – свершившийся факт.