Выбрать главу

Насчёт распознавания звуков у него было ещё больше сомнений. Расшифровать человеческую речь для тех, у кого совсем другой голосовой аппарат и органы слуха (или нет таковых вовсе) может оказаться невозможной задачей. Но всё же он поместил на диск и симфоническую музыку, и современный поп и рэп, и шёпот матери, и плач ребёнка, и голоса птиц и зверей, и шум ветра и дождя, и грохот вулканов и землетрясений, и шуршание песка с океанским прибоем. И всю тому подобную ерунду, о которой вспомнили еще отправители «Вояджера».

Человеческая речь должна прозвучать для неизвестных чужаков на сотне языков, даже если для них это будет значить не больше, чем звуки, которые издает муравей своими жвалами. Приветствия, прощания, комплименты, клятвы в вечной любви и смертельные проклятия. Даже звук ударной волны, как его воспринимает человеческое ухо, треск автоматной очереди и близкий разрыв снаряда. И нацистские марши, и речи Йозефа Геббельса, и современных президентов, и даже слова международных террористов и нескольких маньяков-убийц. Всё это они должны услышать. Надо быть честными.

И всё-таки на капсулу может упасть метеорит, подумал Элиот. Даже если вероятность – один к миллиону. Если бы не спешка… можно было добавить в спускаемый модуль лунной ракеты миниатюрный бур, систему управления плюс компактный источник энергии. Тогда капсула могла бы зарыться в лунный реголит, как краб в песчаный берег. Вернее, краб-мутант – на тридцать футов. И тогда для неё получилось бы идеальное убежище на геологически неактивной планете, которое сохранило бы информацию нетронутой до тех пор, пока Солнце не надумает стать красным гигантом и поглотить систему Земля-Луна. То есть на пять-семь миллиардов лет.

Но времени не было. Элиот чувствовал, что развилка – точка расхождения, после которой кот Шрёдингера или отправится вдоль по радуге в кошачий рай, или останется и дальше гадить в тапки, – появится этим летом. Об этом говорили и все прогнозы. Графики цен на энергоносители и драгоценные металлы, прогнозируемые пики солнечной активности, сроки президентских и парламентских выборов, динамика подковёрной борьбы в странах с закрытыми режимами – все массивы данных, на обработку которых Мастерсон тратил простаивающие вычислительные мощности, говорили о том, что пик риска приходится на август.

Простая логика говорит о том, что, если эту войну начнут, то тогда, когда в Северном полушарии лето, а не зима. Так проще помогать пострадавшим – в своей стране, разумеется. А наиболее опасен конец лета.

«И не спрашивайте меня, почему. Это уже из области психологии, а не геополитики. Например, в августе сезон отпусков у западной элиты».

* * *

Поэтому придётся оставить капсулу на поверхности спутника Земли и надеяться, что траектории крупных метеоров в ближайший миллиард лет его минуют.

Рядом с диском в контейнере внутри лунохода была закреплена капсула из того же сплава. На боку у неё прямо в металле была выгравирована надпись. Уже без кода, по-английски. «Hello. If you are reading this and in case you are NOT a human being… then I presume that we had killed our entire race in a nuclear war. But we are nice people. Feel free to resurrect us. Yours, E. C. Masterson».

А ещё там был генетический материал в запаянной колбе. Не тот, конечно, который мужчина может отдать понравившейся женщине без помощи достижений генетики. Диплоидных клеток – клеток кожи, в данном случае его собственных (ещё одна минута тщеславия!) – для клонирования вполне хватит.

Конечно, для земной науки, которая не может клонировать даже блохастого мамонта, замороженная туша которого сохранилась почти полностью, это пока невозможно. Хоть его геном и полностью секвентирован, для клонирования нужна не ДНК, которая всего лишь перфокарта с информацией, а неповреждённое клеточное ядро, которого нет. Но этим пришельцам со звёзд, раз уж они сумели пролететь много световых лет, информации от «голой» ДНК должно хватить с избытком.

На Луне эти клетки, как и всё содержимое капсулы, будут находиться при температуре, близкой к абсолютному нулю, а уж он позаботится о том, чтобы проклятый луноход обрёл свой вечный приют в какой-нибудь расщелине, дабы не подвергаться воздействию прямых солнечных лучей.