— Я способный. И только потому я здесь. — Он вздрогнул и поморщился, почувствовав укол.
— Быть настолько способным не дано никому, барон. В тебе есть что-то… нечто необычное.
— Об этом можно поспорить. — Его голос приобрел оттенок притворного раздражения, но Чесна видела, что он просто хочет уклониться от ответа. — Самолет готов?
— Он всегда готов.
Чесна решила какое-то время не затрагивать эту тему, но была твердо уверена, что он что-то тщательно скрывает, и ей хотелось узнать, что именно.
— Хорошо. Когда мы вылетаем?
— Никаких путешествий, — решительно сказал Стронберг. Он захлопнул саквояж. — По крайней мере, в ближайшие две недели. Ваше тело истощено и изранено. Нормальный человек, без вашей десантно-диверсионной подготовки, давно сыграл бы в ящик.
— Доктор, — обратился к нему Майкл, — огромное вам спасибо за внимание и заботу. А теперь не могли бы вы оставить нас наедине?
— Он прав, — сказала Чесна. — Ты слишком слаб для того, чтобы куда-то отправляться. Считай, что твоя миссия завершена.
— Так вот, оказывается, для чего ты меня вытащила оттуда? Чтобы объявить мне, что я инвалид?
— Нет. Чтобы ты не подвел остальных. Пока ты сидел в камере, полковник Блок закрыл «Рейхкронен». Судя по дошедшей до меня информации, он допросил всех служащих и изучил их досье. Отель до сих пор обыскивают — комнату за комнатой. Мы вытащили тебя из Фалькенхаузена потому, что Бауман предупредил, что на следующее утро Блок планировал начать пытать тебя. Еще четыре часа — и катетер тебе бы уже не понадобился.
— Понятно. — По сравнению с таким сообщением возможность остаться без ноги начинала казаться ему просто мелкой неприятностью.
Доктор Стронберг уже направлялся к двери, но, словно вспомнив о чем-то, задержался и сказал:
— Какое у вас необычное родимое пятно. За свою практику я не встречал ничего подобного.
— Родимое пятно? — переспросил Майкл. — Какое?
Этот вопрос, похоже, озадачил Стронберга.
— Под левой рукой, разумеется.
Майкл слегка приподнял руку и удивился еще больше. От подмышки до бедра тянулись полосы лоснящихся черных волос. Волчья шерсть, догадался он. Покинув Фалькенхаузен после пережитого морального и физического потрясения, ему не удалось довести превращение до конца.
— Просто удивительно, — сказал Стронберг. Он наклонился, чтобы поближе рассмотреть полосы. — Случай, достойный дневника дерматолога.
— Не сомневаюсь. — Майкл опустил руку и плотно прижал ее к боку.
Стронберг прошел мимо Чесны, направляясь к двери.
— Твердую пищу вам начнут давать с завтрашнего дня. Немного мяса и бульон.
— Я не хочу никакого дурацкого бульона. Я хочу бифштекс. Причем непрожаренный.
— Для этого ваш желудок еще не готов, — сказал Стронберг и вышел из комнаты.
— Какой сегодня день? — спросил Майкл у Чесны, когда доктор ушел. — Число?
— Седьмое мая. — Чесна подошла к окну и глядела на лес; на ее лицо ложились лучи полуденного солнца. — Отвечаю на твой следующий вопрос. Мы в доме друзей, примерно в сорока милях к северо-западу от Берлина. Ближайший населенный пункт — небольшая деревня Россов, в одиннадцати милях к западу. Здесь тебе ничто не угрожает. Можешь отдыхать со спокойной душой.
— Я не собираюсь отдыхать. Я должен выполнить задание. — И тут он почувствовал, что лекарство Стронберга начинает действовать. Язык заплетался, и его клонило в сон.
— Мы получили радиограмму из Лондона четыре дня назад. — Чесна отвернулась от окна и посмотрела на него. — Высадка запланирована на пятое июня. Я передала ответное сообщение, что наша работа не завершена и высадка может оказаться под угрозой. Ответ еще не получен.
— Мне кажется, я знаю, что такое «Железный кулак», — сказал Майкл и стал рассказывать о «летающей крепости». Чесна слушала внимательно и невозмутимо: у нее было бесстрастное лицо игрока в покер. — Я сомневаюсь, что ангар с самолетом находится в Норвегии, — говорил он ей. — Это слишком далеко от побережья, где может произойти высадка. Но Хильдебранду местонахождение самолета известно. Мы должны попасть на Скарпу… — глаза его застилал туман, во рту чувствовался сильный привкус лекарства, — и выяснить, что он там придумал.