Он сел на песке и огляделся: рядом прыгал только самый младший участник похода Юраська.
— Где все?.. — голос был чужой, воздух с трудом прорывался сквозь связки. — Что случилось?
— Стас и ребята Костика ищут, вы в какой-то сетке запутались, вроде как для ловли рыбы… Только откуда она здесь?.. — Юраська явно был раздосадован, что его с собой на спасательную операцию не взяли. — Тебя Стасик притащил, ты ногой в сетке запутался, он спас тебя… Велел искусственное дыхание делать, как в школе учили. А сам за Костиком полез… — Юраська тревожно оглядел озеро. — Только не видно что-то их…
— Спасателей надо вызвать, — проскрипел Венька и с трудом поднялся на ноги.
Парнишка махнул рукой:
— Вызвали уже…
На Веню навалилась страшная слабость, он опять сел на песок и безучастно склонил голову…
Вскоре прилетели спасатели. Веня попал в больницу, где провалялся три дня, за которые Стасик ни разу не пришёл его навестить.
Когда Веня, удручённый и недоумевающий, вернулся домой, то бабушка, вздыхая и всхлипывая, рассказала ему, что Стасик до сих пор в больнице с воспалением лёгких. Но организм молодой, сильный, он уже идёт на поправку.
Тогда же он и узнал, что произошло на озере.
Тех браконьеров поймали, но они сумели сбросить свои сети, и подводные течения приволокли лёгкие сетчатые полотнища в озеро.
Там в них и запутались Веня и Костик. Обоих спас Стас, не один, конечно, но смог организовать ребят, не растерялся, и все остались живы.
Стаса хотели показать по местному каналу головидения, но он упорно отказывался от встреч с репортёрами. Как он позже объяснил Вене:
— Я сам виноват, что так вышло, надо было всё проверить. Я был в ответе за вас.
Как ни странно, но такого же мнения был и отец Стаса, и вместо похвал и наград Стасу два месяца не разрешали выходить из дома. Он стоически перенёс наказание, лишь вздыхал и упрямо хмурился.
А у браконьеров оказались хорошие адвокаты и слабые улики, ведь никто не видел, как они ставили сети…
Вениамин Игнатьевич тряхнул головой, выныривая из воспоминаний о золотых школьных денёчках, и досадливо поморщился. Стасик — вечный герой.
========== Глава 2 ==========
На кухню заполз новенький робот-уборщик, на секунду замер, сканируя помещение, и недовольно хрюкнул, заметив столь явное нарушение порядка.
Вениамин Игнатьевич усмехнулся: ему иногда казалось, что тупая жестянка разумна. Или, как говорили в СМИ, «сорвана», но среди коллег бытовало другое определение — homo vivit, живой, с изрядной долей врачебного цинизма.
О homo vivit Вениамин Игнатьевич слышал много, более того — кое-что видел. В определённых медицинских и околомедицинских кругах практиковалось одно довольно забавное развлечение. Приглашали туда только избранных, предварительно прошедших что-то вроде своеобразного кастинга или негласной проверки.
Вениамина Игнатьевича тоже не раз приглашали на закрытые показы, вернее медицинские спектакли. Последний раз — совсем недавно.
Коллега писал научную монографию на тему «Феномен боли, или Предел возможностей человеческого мозга» и решил продемонстрировать сотоварищам по цеху лабораторные материалы.
Вениамин Игнатьевич прикрыл глаза и чуть улыбнулся: в тот раз представление подарило несколько довольно приятных моментов, тем более экземпляр был хорош. Русоволосый, сероглазый и рост такой, подходящий!
Стоило представить на месте подопытного Стасика, и препарирование «сорванного» киборга без наркоза приобретало особую остроту, доставляя довольно… пикантные ощущения.
Сам Вениамин Игнатьевич в операции участия не принимал, хреновый из него был хирург, но посмотрел с удовольствием!
Хирург был он хреновый, но диагност действительно от бога. Его частенько приглашали для консультации не только в государственные больницы, но и в частные клиники. А некоторые из них ещё не отчаялись и вовсе переманить к себе «самого Бобкова», искренне недоумевая, почему он отказывается от лестных предложений, предпочитая работать в районной поликлинике. Невдомёк им, что был тут у Вениамина Игнатьевича свой «бубновый интерес». Не хотел он, во-первых, уезжать из маленькой уютной квартирки, что была неподалёку от объекта его страсти, а во-вторых, не хотел создавать финансовой пропасти между собой и Стасиком.
А честно заработанные гонорары заботливо и планомерно оседали на счетах в банках Ново-Бобруйска, терпеливо ожидая своего звёздного часа, давая гарантию безбедной старости где-нибудь на Шии-Раа в окружении молодых дев, но только после того, как…
После того, как Стасик отчается, сопьётся, продаст квартиру и сдохнет где-нибудь на помойке Нового Бобруйска. А лучше даже не так — будет жить овощем в бюджетной клинике для наркоманов и алкоголиков. А Веня будет периодически получать оттуда отчеты с голографиями плавающего в луже собственной мочи и рвотных массах бывшего космодесантника.
А пока не стоит расслабляться и необходимо постоянно мониторить ситуацию. И так вон, чуть не прошляпил это грёбаное письмо…
Вениамин Игнатьевич задумчиво наблюдал за методичной работой робота-уборщика, тот не спеша и скрупулёзно собирал блестящие искры с пола.
Тонкое раритетное стекло исчезало в утробе тупой жестянки, похрустывая и жалобно скрипя.
Вот уборщик вычистил пол возле стены и переместился ближе к хозяину, постепенно подползая к его ногам.
Вениамин Игнатьевич опустил глаза и увидел возле тапка большой осколок стакана, донышко с несколькими острыми стеклянными лепестками.
Он смотрел на эту стеклянную розочку и совершенно неожиданно почувствовал горячую влагу на щеках. Из глаз катились непроизвольные злые слёзы, которые совсем не приносили облегчения.
Жестянка нацелила на стеклянный цветок раструб на гибком шланге, примеряясь и рассчитывая, как лучше сожрать остатки любимой вещицы хозяина.
Вениамин Игнатьевич вдруг взвизгнул совсем по-бабьи и топнул ногой:
— Пшёл вон, тварь!
Топнуть толком не получилось, вместо уверенного твёрдого удара вышел глухой шлепок, так же, как вместо грозного хозяйского рыка — визг истеричной девицы.
Но уборщик всё же распознал тембр голоса и удивлённо замер, на блестящей крышке заполошно замигали разноцветные лампочки. Робот неуверенно хрюкнул и отодвинулся от странного предмета, явно инородного во вверенном ему помещении, плюс ко всему прочему еще и довольно опасного.
Выждав несколько секунд, робот опять потянулся раструбом к блестящему куску мусора, но тут же получил удар по корпусу и очередной странный в данных обстоятельствах приказ:
— Я сказал, вон!
Вениамина Игнатьевича трясло от бессильной ярости, хотелось разломать чёртову жестянку, но он лишь зашиб кисть об жёсткую поверхность крышки. Он зашипел, как рассерженная крыса, и пихнул тупорылого робота ногой.
До жестянки, видимо, дошло: он совсем по-человечьи вздохнул и покатил из кухни восвояси. Но далеко не уехал: сейчас хозяин уйдёт, и он выполнит заданную программу до конца.
А Вениамин Игнатьевич бережно подобрал остатки стакана и поднял руку вверх, ловя сколами стекла рассеянный тёплый свет. В какой-то момент останки стакана вспыхнули чудесным волшебным цветком, бросая блики по стенам кухни. Вениамин Игнатьевич коснулся пальцем острого края, и тут по стеклянному лепестку покатилась алая капля, причудливо смешиваясь с белой субстанцией остатков кефира. Вениамин Игнатьевич как заворожённый следил за странными замысловатыми узорами, и перед глазами опять вставали сцены из прошлого.
Последние два года учёбы в школе были особенно мучительны. Гормоны упрямо делали своё дело, и пришла пора юношеских увлечений.
И опять — проклятый Стасик! Веня горячо и самозабвенно влюблялся в самых красивых девчонок: то в тихую и нежную блондинку Юлечку, то в живую и задорную Галочку, или краснел при виде умницы с толстой косой, Иры, отличницы и старосты класса.