– Таких забав у нас хватает, – кивнул брат Анри, – тут ты прав. Но я смотрю, ты развлекаешь нас пением, а сам потешаешься, подшучивая над нами?
– Грех не посмеяться над тем, кто недостаточно куртуазен [42] – так думают у нас в Лимузене!
– А у нас считают, что все французы – пустобрехи и трусы! – вступил в разговор Робер.
– А кто же тогда ты сам? – картинно выпучив глаза, спросил монах.
– Я – нормандец! – гордо ответил Робер. – Мои предки прибыли во Францию с герцогом Роллоном [43] и сами завоевали себе земли! А потом захватили Англию!
– Предки – они, конечно, молодцы, – пробормотал себе под нос трубадур, – а сам ты на что годен?
Но слова эти не были услышаны из-за сердитой реплики брата Анри, который проговорил, даже не пытаясь скрыть своего раздражения:
– Брат Робер, во имя Господа, прогуляемся с вами на палубу!
Недоумевающему Роберу пришлось выходить из обширной каюты, где размещались рыцари, подниматься по лестнице, чтобы оказаться на широкой палубе. Здесь совсем близко, за ограждением, темнело море. Солнце садилось в тучи, освещая небо болезненными оранжевыми отблесками. Ветер равномерно свистел, надувая паруса.
– Брат Робер, – сказал брат Анри, и голос его был лишен обычной мягкости. – Если вы исполнены искреннего желания служить Ордену Храма, то вы должны хорошо понимать, что пред ликом Господа non enim est distinctio Iudaei et Graeci [44] . В Святой Земле вам придется бок о бок воевать с рыцарями из Гаскони и Пикардии, Бретани и Сицилии. Вашими союзниками станут армяне и греки, венецианцы и даже бедуины. И вы, во имя Господа, должны найти в себе силы относиться к ним ко всем ровно, как к существам, созданным Вседержителем! Любое высокомерие, проявленное во время войны, ведет к гибели – это я знаю на собственном опыте. Вы ведь понимаете меня, не так ли?
– Да, сир, – только и смог ответить Робер. Он стоял, опустив голову, и чувствовал, как пылают щеки.
– И если я еще раз услышу от вас подобное тому, что вы сказали сегодня, – продолжил брат Анри, – то во имя любви к Господу и братству нашему буду вынужден наказать вас. Гордыня – страшный грех, и бороться с ней нужно всеми силами. Вы поняли меня, брат?
– Да, сир, во имя Бога.
– Хорошо, – брат Анри смягчился. На лице его появилась улыбка. – Клянусь Святым Отремуаном, я верю, что вы исправитесь и станете настоящим рыцарем Храма! Давайте вернемся к остальным. Нас, должно быть, заждались!
Вернувшиеся рыцари застали Гаусельма в центре внимания. Вопреки ожиданиям, он не пел, а перемежая провансальское наречие с северным, повествовал о тонкостях трубадурского художества.
– Темный стиль, – говорил он, – именуемый также trobar clus, был придуман первым. Но сейчас им пользуются только те, кто хочет скрыть за путаными рифмами и невнятными напевами недостаток умения. Легкий стиль недостоин истинного ценителя поэзии, поэтому я пользуюсь изысканной манерой, или же trobar prim, которая сочетает в себе достоинства предыдущих!
Братья-рыцари слушали, затаив дыхание.
– Жаль прерывать вас, – сказал брат Анри. – Но нам пора на молитву!
Раздался слитный вздох разочарования. Монах с достоинством встал, поклонился собравшимся. Лютня скрылась в чехле, и трубадур покинул помещение.
– Не нужно делать таких кислых лиц, братья, во имя Господа, – сказал брат Анри, улыбаясь. – А не то ваши молитвы не будут услышаны! На колени, сеньоры! Время вечерней службы!
Глава 2
О достопочтенные братья, с вами пребывает Бог уже за одно то, что вы дали обещание навеки пренебречь сим обманчивым миром ради любви к Богу и презрели свои телесные муки. Вкушающие тела Господня, насыщенные и наставленные повелениями Господа Нашего, да не устрашится после Божественной службы ни один из вас битвы, но пусть каждому будет уготован венец…
14 мая 1207 г.
Средиземное море к югу от Крита, борт «Святого Фоки»
Предыдущие три дня бушевал шторм, несший неф в нужном направлении, но в то же время нещадно трепавший его. Но, должно быть, молитвы команды и пассажиров Святому Николаю [45] добрались-таки до небес. Ветер, еще вчера грозивший сломать мачты, сегодня стих. Море, дыбившееся огромными водяными горами, предстало гладкой равниной, а на очистившемся небе обнаружилось теплое солнце.
Измученные штормом пассажиры выбрались на палубу. Почти все они имели вид зеленый и болезненный. Бодрым выглядел только Робер, и, к удивлению всех, монах Гаусельм. Могучую натуру трубадура, казалось, не могло пронять ничего. Когда корпус нефа содрогался под ударами волн, он невозмутимо распевал скабрезные куплеты, а когда даже опытных мореплавателей тошнило от вида еды, с аппетитом уплетал колбасу.
А когда шторм закончился, на лице Гаусельма объявилось умильное выражение, словно это он сам, своим пением, усмирил стихию.
– Возрадуемся, сеньоры, во имя Господа, – сказал брат Анри. – Миновала нас смерть страшная в соленой пучине!
– Зато смерть от меча поганых нас может и не миновать, – неожиданно ответил капитан "Святого Фоки". Лицо его было бледным, а глаза трусливо помаргивали.
– В чем дело?
– Взгляните на горизонт, доблестный рыцарь, – капитан поднял пухлую руку. – Вон на тут точку на юге…
Полуденный горизонт был почти чист, и только приглядевшись, можно было рассмотреть черное пятнышко, похожее на прыщик на безбрежном лике моря.
– И что это, по-вашему? – поинтересовался де Лапалисс.
– Еще неясно, но судя по тому, как шустро она движется при таком слабом ветре – это галера. В этих местах корабли христиан встречаются гораздо реже, чем суда африканских пиратов. Боюсь, что нам придется готовиться к бою, – на капитана было жалко смотреть. – И зачем я только согласился выйти в море в одиночку? Ведь знал, знал!
– Полно ныть, капитан, – глава тамплиеров отреагировал на известие о пиратах вполне равнодушно. – Вооружите своих людей. Вместе мы с Божьей помощью постараемся дать отпор.
На судне воцарилась суета. Забегали матросы, извлекая откуда-то из-под палубы луки и связки стрел. Брат Гаусельм вытащил из-под ризы окованную железом дубинку, и занял место у борта. Рыцари поспешно спустились вниз. Сражаться в пешем строю не в привычках Ордена, но выбирать не приходилось.
Робер торопливо натянул подкольчужник, и с помощью оруженосца облачился в кольчугу. За ней пришла очередь кольчужных чулок, перчаток и стальных башмаков. Поверх доспехов, как и положено, на рыцаря надели гербовую котту белого цвета с алым крестом впереди и сзади. Снаряжение дополнил глухой шлем с дырочками для дыхания. Поверх стеганой шапки и кольчужного капюшона его тяжесть почти не чувствовалась, зато голове почти сразу стало жарко. Робер с ужасом подумал, как в таком снаряжении биться в знойном климате Святой Земли…
Нацепив перевязь с мечом, он поспешил вслед за товарищами.
Приготовления к бою оказались закончены. Неф повернул на север, в жалкой попытке достичь прибрежных вод Кандии [46] , где в последние годы [47] хозяйничали венецианцы. Но ветер дул слабо и галера заметно приблизилась. Черная, с низкими бортами, она казалась очень маленькой рядом с огромным нефом, который выглядел еще мощнее благодаря двум башням для лучников.
Теперь стало видно, что флаг над галерой украшен полумесяцем, а палуба усеяна народом.
– Пираты! Так и есть! – сказал спокойно брат Анри. – Что же, сеньоры, у нас есть хороший шанс показать себя во имя Господа! Эй, капитан!
– Что угодно вашей милости? – хозяин корабля хоть и продолжал трястись от страха, все же привесил к поясу короткий меч, а на голову напялил сержантскую шапку [48] .