— Все-таки странно это, прям подозрительно. Не бывает так, чтобы все фигуранты один за другим коньки отбрасывали, да еще все, как по заказу, от естественных причин. Не верится что-то, чтобы здоровенный бык Сила в двадцать лет от гипертонии сдох. Да из него поленом дух не получалось вышибить, находились знатоки-любители, пробовали, но у него черепушка была крепкая. И тут же Сычев и Зимних умирают от отравления, прям как по заказу. Ты водку ту на экспертизу посылал?
— А как же!
— Ну, и что?
— Ну, что, обычная паленая водка: высокое содержание сивушных масел и еще какой-то дряни, но, в принципе, не смертельно, разве что похмелье будет особо запоминающимся. Но если организм ослабленный, то можно от чего хочешь откинуться.
— То есть, не ацетон и не метанол?
— Нет, но может, они раньше где ту бутылку выпили?
— Все может быть. На такой случай содержимое желудка исследовать надо.
— Знаешь, не лаптем щи хлебаем. Исследовали, ничего особенного, все те же сивушные масла.
— Вот видишь!
— Ну и что? Заключение все то же: отравление. Слушай, ты, доктор Ватсон! Тебе оно надо? Закрыли дела, и ладно. Наорет Носорог, но ведь не пристрелит и не уволит, а иначе кто работать будет?! Получим строгача, утремся и забудем.
Юрий уставился в стол перед собой, посидел неподвижно, потом встряхнул головой, как пес, но тут же болезненно сморщился и сжал руками виски.
— Так-то оно так, но все же… Вспомни, Жень, ведь все началось с квартирки пустой, в которую Сила влез. Помнишь, старушка тут была, с заявлением? Может, он оттуда спер что-то такое интересное, для чужих глаз не предназначенное. У нас ведь в городе завод номер девять как работал, так и работает. Если это действует иностранная разведка, то естественные смерти свидетелей легко объяснимы, спецслужбы любые признаки могут организовать. Узнать, чья квартирка, может, чего и прояснится.
— Ну, ты ваще, Юра! Здесь тебе не сорок пятый год. Иностранным разведкам суетиться без надобности: им все интересненькое привезут с доставкой на дом.
— Нет уж, нет уж, изволь проверить рабочую версию.
— Сам проверяй. И вообще, дела надо закрывать за отсутствием состава преступления, забыл?
— Они уже закрыты. Пойду к прокурору, заявление подам на доследование.
— То-то прокурор обрадуется. Сразу тебе психиатрическую экспертизу назначит. Шпиономания, слыхал про такую болезнь? И тогда уж с работы попрут точняк.
— Пессимист ты, Евгений.
— Писи… чего? Ну, ты, в очках и шляпе! Изволь выражаться понятным простому народу языком!
— Ладно, я в очках и в шляпе, а вот как мы узнаем, если телефон зазвонит, что это твой Валера звонит, а не Носорог? Как ты договорился?
Женька глубоко задумался, уставившись на телефон. Потом посмотрел на Юру и сказал убитым голосом:
— Нда… уж, влипли! Теперь хоть до утра тут сиди!
Юрий хохотнул.
— Ну, Женька, ты даешь! До утра! Не дрейфь, после девяти спокойно можно мотать, когда это Носорог после девяти задерживался?!
Женя посветлел лицом, но тут же снова приуныл.
— Это точно, он и до семи редко сидит. Но тут такое дело, я-то, зная, что столько дел закрываем, Юльке пообещал железно в кино ее сводить, сто лет никуда вместе не ходили… Она, конечно, свой человек, поймет, но расстроится очень.
Захаров задумался.
— Да уж, твоя Юлька — это святое. А все просто. Если нам позвонят, мы сразу трубку хватать не будем. Подождем. А потом сами перезвоним на пост.
Женя восхищенно вздохнул.
— Светлая ты у нас все-таки голова, Юран! Все, за мной пиво! Ладно, давай пока действительно поработаем, что ли! Мне к завтрему хорошо бы два отчета сдать.
Рогов достал лист бумаги, ручку и, более не обращая внимания на Захарова, принялся писать что-то, шевеля губами, время от времени сверяясь с настольным календарем и что-то подсчитывая на пальцах. Захаров некоторое время наблюдал за ним, потом вздохнул, достал из сейфа папки и занялся своими делами.
Поработать как следует и подогнать отчетность Захарову и Рогову не удалось. Юлькино кино тоже накрылось медным тазом. Глухо задребезжал местный телефон. Юра, как договорились, из осторожности подождал, потом перезвонил дежурному.
— Привет, Валер. Это Захаров беспокоит. Что, отвалило любимое начальство?
— Да начальство-то отвалило, а вот тебе, Захаров, из следственного изолятора только что звонили. Подследственный твой, Кузин…
— Чего там с Кузиным? Сознаваться хочет?
— Да если бы… С собой покончил Кузин, повесился в камере.
Захаров, сжав трубку телефона разом вспотевшей рукой, растерянно выдавил: