— Говори.
Кокоров пил. Всегда. Но в молодости спиртное даже шло в какой-то мере ему на пользу. Сильный, умный, от выпитого он становился еще и злобным. Выполнял полученный приказ как собака. Теперь годы брали свое. Дети выросли и забыли про него. Жена давно ушла. Он являл собой жалкое зрелище, но значения это не имело. Они с Сошем не любили друг друга, но их накрепко связывало общее прошлое. Сош мог положиться на верность Кокорова, а потому платил ему жалованье.
— В тех лесах нашли тело.
Сош закрыл глаза. Он этого не ожидал, но не очень-то удивился. Павел Коупленд хотел раскопать прошлое. Сош надеялся его остановить. Иногда человеку лучше всего не знать. Гавриила и Алину, брата и сестру Соша, похоронили в общей могиле. Не поставили даже надгробного камня. Соша это никогда не волновало — умерли и умерли. Но иногда он задавался вопросом: а вдруг придет день и Гавриил восстанет из мертвых, чтобы указать перстом на своего младшего брата, который шестьюдесятью годами раньше украл у него кусочек хлеба? Очень маленький кусочек. Сош знал, что кусочек этот ничего бы не изменил. И однако Сош вспоминал о содеянном, об этом украденном кусочке хлеба, каждое утро своей жизни, едва открывал глаза.
Та же история? Мертвые требуют отмщения?
— Как ты это узнал? — спросил Сош.
— После последнего визита Павла смотрю местные новости, — ответил Кокоров. — Еще и Интернет. Об этом уже сообщили.
Сош улыбнулся. Два старика, ветераны КГБ, используют американский Интернет для сбора информации. Ирония судьбы!
— Что нам делать? — спросил Кокоров.
— Делать?
— Да. Что нам делать?
— Ничего, Алексей. Прошло столько лет.
— Подобные преступления в этой стране не имеют срока давности. Начнется расследование.
— И что выяснится?
Кокоров промолчал.
— Все в прошлом. Нет необходимости защищать комитет или страну.
Молчание. Алексей поглаживал подбородок, смотрел в сторону.
— Что такое?
— Тебе недостает тех дней, Сош? — спросил Алексей.
— Мне недостает молодости. Ничего больше.
— Люди нас боялись. Все дрожали, когда мы проходили мимо.
— И что, это было хорошо, Алексей?
Улыбка Кокорова скорее пугала. Зубами, очень мелкими для такого рта, он напоминал грызуна.
— Не притворяйся. Мы обладали властью. Мы были богами.
— Нет, мы были громилами, выполняли грязную работу богов. И властью обладали они. Мы боялись, а потому заставляли остальных бояться еще больше. Вот откуда это ощущение крутизны — мы запугивали слабых.
Алексей отмахнулся:
— Просто ты постарел.
— Мы оба старики.
— Не нравится мне, что все это возвращается.
— Тебе не понравилось и возвращение Павла. Потому что он напоминает тебе своего деда, так?
— Нет.
— Человека, которого ты арестовал. Старика и его престарелую жену.
— Думаешь, ты был лучше, Сош?
— Нет. Знаю, что не был.
— Решение принимал не я. Ты знаешь. На них донесли, мы отреагировали.
— Именно так. Боги отдали тебе приказ. Ты его выполнил. И по-прежнему чувствуешь себя крутым?
— Дело не в том.
— Как раз в этом.
— Ты сделал бы то же самое.
— Да, сделал бы.
— Мы шли на все это ради высокой цели.
— Ты когда-нибудь в это верил, Алексей?
— Да, и сейчас верю. До сих пор удивляюсь, как мы могли допустить такие ошибки. Неужели не способны были просчитать, какую опасность несла с собой свобода?
— Я не удивляюсь. Мы были головорезами.
— И что произойдет теперь? — спросил Кокоров после долгой паузы. — После того как нашли тело?
— Может, ничего. Может, умрет кто-то еще. А может, Павел наконец-то получит шанс узнать свое прошлое.
— Разве ты не говорил ему забыть об этом? Не говорил, что не следует тревожить покой мертвых?
— Говорил, — ответил Сош, — но он не послушал. И еще непонятно, кто из нас окажется прав.
В палату заглянул доктор Макфадден, сказал, что мне крупно повезло: пуля прошла навылет, не задев ни одного жизненно важного органа. Мне всегда хотелось смеяться, когда в фильме героя ранили, а он продолжал идти по жизни, словно ничего не случилось. Но, по правде говоря, многие пулевые ранения заживали быстро. Лежать или сидеть на кровати я мог и дома.
— Меня больше беспокоит удар по голове, — признал доктор.
— Но я могу ехать домой?
— Поспите немного, хорошо? Посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда проснетесь. Думаю, ночь вам лучше провести здесь.
Я уже собрался возразить, но что я выгадывал, требуя отправки домой? Чувствовал себя скверно, да и выглядел, наверное, соответственно. Только напугал бы Кару.
В лесу нашли еще одно тело. Я все еще не мог сжиться с этой мыслью.
Мьюз факсом отправила в больницу предварительное заключение коронера. Многого они еще не знали, но мне уже с трудом верилось, что это не моя сестра. Лоуэлл и Мьюз еще раз проверили список женщин, пропавших в этом районе, и ни одна не соответствовала найденному скелету. За исключением моей сестры.
Пока коронер не определилась с причиной смерти. Удивляться не приходилось, учитывая состояние скелета. Если жертве перерезали горло ножом или похоронили заживо, установить причину смерти не представлялось возможным. На костях-то никаких следов не было. Хрящи и внутренние органы давно исчезли, став легкой добычей обитающей в земле живности — например червей.
Я сосредоточился на ключевом моменте — углублении на лобковой кости.
Жертва рожала.
Вновь задумался. Могло ли такое быть? При обычных обстоятельствах я бы лелеял надежду, что это не моя сестра. Но если из земли вырыли не ее скелет, то чей? Неужели в тех же местах и в то же время убили и зарыли в землю девушку, никоим образом не связанную с лагерем?
Такого просто не могло быть.
Что-то я упускал. Что-то важное.
Я достал мобильник. Нашел телефон Йорка и набрал его на аппарате, который стоял в палате.
— Есть что-нибудь новое? — спросил я.
— Вы знаете, который час?
Я не знал. Посмотрел на часы:
— Начало одиннадцатого. Есть что-нибудь новое?
Он вздохнул:
— Баллистики подтвердили то, что мы и так знали. Силверстайн пользовался одним и тем же пистолетом, когда стрелял в вас и убил Джила Переса. И хотя анализ ДНК займет несколько недель, известно: кровь на заднем сиденье «фольксвагена» и кровь Переса — одной группы. Поэтому, пользуясь спортивной терминологией, можно сказать, что игра закончена.
— Что сказала Люси?
— По словам Диллона, она нам ничем не помогла. Пребывала в шоке. Сказала, что ее отец был не в себе, вот, вероятно, и вообразил что-то.
— Диллона это устроило?
— Конечно, почему нет? В любом случае наше дело закрыто. Как вы себя чувствуете?
— Погано.
— Диллона тоже однажды подстрелили.
— Только однажды?
— Зато ранили тяжело. Но теперь он показывает шрам каждой женщине, с которой встречается. Говорит, их это возбуждает. Запомните.
— Уроки соблазнения от Диллона. Спасибо.
— Знаете, что он говорит им, показав шрам?
— «Эй, крошка, хочешь взглянуть на мой пистолет?»
— Черт, откуда вам это известно?
— Куда поехала Люси после разговора с вами?
— Мы отвезли ее в кампус.
— Ладно, спасибо.
Я положил трубку, тут же снял и снова набрал номер Люси. Включился автоответчик. Я оставил сообщение. Затем позвонил Мьюз.
— Где ты? — спросил я.
— Еду домой, а что?
— Я подумал, ты едешь в Университет Рестона, чтобы допросить Люси.
— Уже съездила.
— И?..
— Она не открыла дверь. Но я видела, что в квартире горит свет. Она дома.