– Как обычно, – эхом подхватываю я.
Правда же состоит в том, что я ожидала почувствовать нечто вроде злорадства. Этот паршивый городишко, который я ненавижу всей душой и из которого едва сумела сбежать, с его презренной гордыней, жалким самолюбием и черной неблагодарностью, наконец-то низвергнут в грязь, где ему самое место. Во всяком случае, в моих глазах Марли именно таков. Но теперь, видя воочию, что с ним стало, я чувствую лишь горечь и огромное разочарование.
Наконец мы оставляем позади исторический центр, и я с облегчением перевожу дух. Теперь за окном мелькают новые и намного более уродливые постройки шестидесятых годов и позже: кабинет дантиста, современная аптека, ремонтные мастерские. Люк притормаживает возле одного из таких гаражей. «Запчасти. Ремонт подвесок» – гласит блеклая вывеска с выцветшими буквами. Позади гаража, чуть правее виднеется дом, принадлежащий владельцу гаража, – приземистый коттедж с потускневшей от времени красно-коричневой черепичной крышей. Единственное выходящее на улицу окно уцелело, но стекло черное как смоль. Светло-серые стены превращаются в паре футов от земли в грязно-желтые: видно, докуда поднялась вода. Не так уж высоко по сравнению с домами, расположенными ниже по улице, там затопило гораздо сильнее. Однако именно этот дом окружен двойным кольцом полицейской ленты, отчаянно трепещущей под порывами ветра. Опустив стекло «форда», выглядываю наружу и сразу замечаю навесной замок на входной двери.
– То самое место? – спрашиваю я, хотя и так все понятно.
Боковым зрением замечаю короткий кивок Люка.
– Значит, с самого начала надо было подозревать семейство Ганьонов, – размышляю я вслух.
– Не обязательно, – говорит Люк таким тоном, словно мое предположение задело его. – В любом случае хозяин умер пару лет назад, как раз незадолго до твоего предыдущего приезда. Его жена закрыла гараж, а вскоре продала дом.
– И? Каким образом это доказывает их невиновность?
Люк пожимает плечами.
– Я не утверждаю, что они не виноваты. Просто хочу сказать, что теперь уже некого привлечь к ответственности.
– Это не вопрос привлечения к ответственности. Речь идет о справедливости для жертвы и о спокойствии ее семьи, которая наконец узнает правду о судьбе дочери. – Слова сами слетают с языка, но при этом чувствую я себя ужасно глупо. Будто распинаюсь перед начальницей. Или сижу в студии перед микрофоном. Совсем не в моем стиле, но я говорю то, чего ожидают в подобных случаях, хотя на самом деле ни один человек не мыслит такими вычурными фразами.
– То есть это основная причина, по которой ты взялась делать передачу? – уточняет Люк.
И снова я не могу понять: он действительно так очаровательно наивен или в его вопросе кроется сарказм.
– Да, что-то в этом роде, – бормочу я и тянусь к ручке двери, одновременно отстегивая ремень безопасности.
– Ты куда? – спрашивает Люк.
– Хочу взглянуть поближе.
– Нельзя. Тут место преступления.
«С каких это пор ты стал законопослушным гражданином? – думаю я. – Если память мне не изменяет, мы воровали пиво в супермаркете, а потом забирались в чужие палисадники, чтобы не спеша выпить его в тени живой изгороди». Оставив предостережение Люка без внимания, я выбираюсь из машины и шагаю через лужайку к дому, а под ногами хлюпает разбухшая от влаги пожухлая трава. Повсюду разбросан принесенный рекой мусор. Я стараюсь ступать осторожно, чтобы не напороться на какую-нибудь ржавую железяку. Ближайшая больница находится в соседнем городке в получасе езды от Марли, и последнее, что мне сейчас нужно, – рваная рана и столбняк.
Останавливаюсь у края огороженной части газона. На уровне коленей хлопает на ветру желтая полицейская лента, и я не могу заставить себя двинуться дальше. Дом притягивает взгляд, словно магнит, и одновременно хочется отвести глаза. Пытаюсь отвернуться и не могу.
Позади раздаются чавкающие шаги, и через мгновение Люк вырастает у меня за спиной.
– Рабочие сбивали штукатурку в подвале, – поясняет он. – Ну, знаешь, чтобы хорошенько просушить дом, иначе заведется грибок, плесень и прочая дрянь. Им велели так делать хотя бы в тех домах, которые еще можно спасти. Там, в стене под штукатуркой, и нашли тело.
Жуткая находка. Должно быть, чертовски неприятно обнаружить такое у себя в подвале. Похоже, Люк думает о том же.
– Новые владельцы – милые люди, – вздыхает он. – Жаль их.
Я отключаюсь от его комментариев и продолжаю разглядывать дом, который, как выяснилось, с самого начала хранил ответы на все наши вопросы. Он находится на полпути между домом Лоры и магазином, где я покупала сигареты. Сколько раз я проезжала мимо, подгоняемая никотиновой ломкой, а меж тем то, ради чего я вернулась в Марли, находилось совсем рядом – в подвале уродливого коттеджа с зернистыми текстурными потолками, построенного в конце семидесятых годов прошлого века. Мишель Фортье, городская легенда, покоилась, замурованная в стене под толстым слоем штукатурки, пока обитатели дома смотрели очередной хоккейный матч «Монреаль канадиенс», сидя перед телевизором наверху в гостиной.