– Почему же, новые владельцы могут поздравить себя: теперь они стали частью городской легенды.
– Если это действительно Мишель, – добавляет Люк.
Его замечание заставляет меня оторваться от созерцания дома и обернуться.
– Что ты имеешь в виду? Кто еще, черт подери, это может быть?
– Официального опознания пока не было.
Если поразмыслить, Люк прав. В новостях не было ни слова о том, что тело принадлежит Мишель. Сказали лишь, что найден труп ребенка, предположительно Мишель Фортье.
– Это она, – с мрачным видом заявляю я. – Больше некому.
Я действительно так думаю. После исчезновения Мишель в городе не было ни одного случая пропажи людей, и уж тем более детей.
– Надо же, как обидно, – снова подает голос Люк.
– Обидно?
– Да, ведь мы так никогда и не узнаем, что случилось на самом деле. Сорок лет прошло. И кстати, что касается родных, которые обретут спокойствие, узнав правду о судьбе дочери, – похоже, и тут облом.
Увы, Люк опять прав. Отец Мишель, Гаэтан Фортье, умер десять лет назад. А его жена Мари из-за прогрессирующей деменции последние три года живет в доме престарелых. Когда я была в городе в прошлый раз, дом Фортье – настоящий особняк по меркам Марли – только-только выставили на продажу. Я даже не знаю, кто занимался делами семьи от имени Мари. Вероятно, какой-нибудь дальний родственник или поверенный, поскольку других детей, кроме Мишель, у супругов не было.
– Теперь новые хозяева снова продадут дом?
Люк качает головой:
– Вряд ли у них получится.
– Почему?
– Он стоит прямо у реки. Его тоже затопило.
Люк прав: обидно. И ужасно печально.
– Идем. – Люк переминается с ноги на ногу, словно чувствуя, что моя решимость иссякла и внутрь я не полезу. Он разворачивается и шагает обратно к машине.
Мы садимся в «форд» и снова выезжаем на шоссе. Едва коттедж исчезает в зеркале заднего вида, мне приходит в голову, что неплохо бы поинтересоваться, как дела у самого Люка.
– Так, значит, ты служишь в полиции, как твой отец? – спрашиваю я.
– Не-а.
Ого. Фрэнк, наверное, был вне себя от ярости.
– Я решил полностью посвятить себя сельскому хозяйству, – уточняет Люк.
С некоторой тревогой я искоса поглядываю на него. Но он избегает моего взгляда и с преувеличенным вниманием следит за дорогой.
– Серьезно? – усмехаюсь я. – Только не говори, что начал выращивать травку в старом амбаре на заднем дворе. Рано или поздно употребление марихуаны все равно легализуют и ты прогоришь.
– Нет-нет, – торопливо произносит Люк. – Я занимаюсь производством сои.
– Ой.
Вот так номер.
– Ага, – с виноватой интонацией говорит Люк. – Отец Кэт, знаешь ли, решил отойти от дел, а поскольку она единственный ребенок в семье, бизнес перешел к нам.
Объяснения излишни. Благодарю, и без того понятно.
– А Кэт не разозлится, когда по городу поползут слухи, что меня видели в твоей машине? – спрашиваю я, не в силах скрыть горькую иронию. В прошлый раз я пробыла в городе две недели, и никто даже не удосужился сообщить мне новость. А Лора – почему она молчала? Казалось бы, мать должна была первой осчастливить меня известием о женитьбе Люка.
Он морщится.
– Да будет тебе, Стеф. Зачем ты так? Двадцать лет прошло.
Пятнадцать. Но я не поправляю его.
– Мы поженились несколько лет назад, – с виноватым видом мямлит он.
Обалдеть. Похоже, Кэт не теряла времени даром.
В этот момент Люк съезжает с шоссе, делает поворот, затем еще один, и наконец перед нами появляется предпоследний в ряду сборных щитовых домиков – собственность Лоры. Никогда бы не подумала, что вид этого убогого жилища доставит мне столько радости. Одновременно перед глазами мелькают другие картины: воображение рисует разнузданные сцены с участием парня, который был моим бойфрендом в старшей школе, и моей бывшей подруги – оба в постели, и оба голые.
– Вот ты и на месте, – произносит Люк преувеличенно жизнерадостным тоном. Держу пари, он не меньше меня рад, что наша поездка окончена. – Передавай привет маме.
– Непременно. – Я растягиваю губы в самой ядовитой ухмылке, на какую только способна, и хватаю лежащий на заднем сиденье рюкзак: – А ты не забудь передать привет Кэт.