- Помню, пару месяцев назад Фред рассказал, что у них в Конторе (именно так молодые сотрудники Управления Внутренней Безопасности ласково именовали свое жутковатое учреждение) при допросах (которые, впрочем, склонные к эвфемизмам коллеги Фреда называли не иначе как беседами) стали применять новый импортный препарат - фолтсамин. По-простому - сверхсовременный вариант пресловутой сыворотки правды. Всего несколько капель гестаповского зелья в вежливо поданном во время беседы стакане воды, глоток - и ты радостно и страстно сообщаешь о своих близких, друзьях и приятелях все, о чем ласковому собеседнику придет в голову тебя спросить. И даже намного более того. Очень удобно. Наука на службе у человечества! Успехи химии и фармакологии существенно облегчили следственную работу по "выявлению идеологически неустойчивых и враждебно настроенных элементов, а также подонков, пытающихся покуситься на стабильность нашего великого Государства" (цитата из выступления шефа Управления перед ограниченным контингентом работающих в нашем Научном Центре активистов). Ни тебе дыбы не надо, ни "испанского сапога". Такие пошлые и наивные приемы как, к примеру, иглы под ногти либо ущемление половых органов дверью, уходят в далекое прошлое. Даже печально известному детектору лжи полиграфу - придется в недалеком будущем занять (достойное) место в секретном музее Истории Управления.
Вот этих-то самых успехов фармакологии (Черт бы их побрал!) мне и не хватало. Да, много слов пришлось вывалить на голову бедного Фреда, прежде чем удалось (Удалось!) уговорить его сорганизовать мне приватную встречу с ихним начальством. Сыграл на психологии - они очень любят, когда "гнилая интеллигенция" сама к ним приходит. Дальше - совсем просто. Простодушный рассказ о том, что в малодоступном простым смертным зарубежном паранаучном журнале (В библиотеке нашего Центра попадаются и такие!) прочел о подобного рода препаратах, а от (далеких, конечно) приятелей из кругов идеологически неустойчивых прослышал, что кто-то где-то здесь уже испытал эту штуку на собственной шкуре. Да, так вот, если бы удалось добыть хоть немного исходного вещества для анализа, я в своей лаборатории попробовал бы это лекарство синтезировать. В общем, понавешал всяческой научной и околонаучной лапши на их отягощенные государственными заботами уши. Люди они, как правило, серьезные и не слабонервные. Но я был почти уверен, что стремление выпендриться перед центральным руководством является лучшим стимулом для легкого пренебрежения строжайшими ведомственными инструкциями. И действительно, возможность первыми в Конторе получить вожделенную сыворотку в больших количествах (а сейчас препарат где-то там крали и через третьи страны привозили сюда) перевесила их профессиональную подозрительность, помноженную на соображения высокой секретности. Да и куда я (в случае чего) тут от них денусь? Итак, после первой же (к моему удивлению) встречи с лицами, принимающими решения, я стал обладателем небольшой, но вполне достаточной для задуманного мной эксперимента дозы. Это было вчера. А сегодня... Сегодня был сам эксперимент.
Что ж, фолтсамин оправдал оказанное ему компетентными органами доверие и блестяще продемонстрировал поразительную эффективность. Я узнал все. О, дьявол, именно - все!.. Теперь я должен, нет, просто обязан Ее прикончить. Сейчас, немедленно! И себя, кажется, - тоже. Ибо знание этого и нормальная жизнь - две вещи несовместные, как говаривал один из моих предшественников по сведению счетов с близкими людьми - Сальери. Лично мне желательно также покинуть подлунный мир как можно скорее и по чисто техническим причинам Контора не простит мне фокус с препаратом. Рано или поздно они меня достанут. Впрочем, об этом лучше не думать. Тем более сейчас, когда решение принято. Самое время сосредоточиться и продумать, как наиболее изящным способом обставить наш уход из жизни. Да, я (после всего) - скорее мизантроп, чем альтруист. Но и обвинить меня в эгоцентризме никто не вправе. Даже сейчас я не могу не думать о наших близких - родных, друзьях. Они-то ни в чем не виноваты! Их наша гибель не должна превратить в мишень для злых языков и бюрократических расспросов. Ее дочь, моя мать - им ведь еще жить и жить. Обрушить на них весь этот позор? Именно поэтому я не могу просто убить Ее, а потом - себя, оставив записку с банальным: "В моей смерти прошу никого не винить..." Вариант парного самоубийства, инсценировать которое совсем просто, тоже не проходит. В глазах нашей патриархально-тоталитарной общественности это - не меньший грех, чем убийство. Что же остается? Думай, голова, думай! Тем более, что думать тебе больше уже не придется. Надо использовать весь, годами неизвестно для чего накопленный потенциал, именно сейчас, в последнем рывке...
Ух! Несчастный случай! Нужно инсценировать несчастный случай! Как же я сразу не допер до такой элементарной вещи?! Очевидно, стресс сильно притупляет даже незаурядные умственные способности. Действительно, несчастный случай - то самое искомое правильное решение. После - лишь легкая рябь слухов и версий. И - ничего более. Никаких расследований, копания в грязном белье и перемывания костей. Кто же станет оспаривать очевидное? "Трагически ушли из жизни в самом расцвете сил..." (Это из предполагаемого некролога). Осталось лишь продумать все детали. Подробно и тщательно, так, чтобы и комар носа не подточил. Сложно? Ну, не сложнее, чем, к примеру, расшифровка структуры любой мало-мальски закрученной биомолекулы. А уж в этом-то я не одну собаку съел. Как и в разгадках тайн тысяч прочитанных мною детективных романов, повестей и рассказов. Ну чем я глупее Честертона или какого-нибудь там Жапризо? К тому же, у меня сейчас стимулы есть. Могучие стимулы - ненависть и... злость на себя!
На мгновение Он отвлекся от своего суицидального творчества и поймал себя на том, что по-прежнему продолжает стоять перед самой софой и невидящими глазами напряженно смотрит прямо в лицо спящей. К счастью, Она не относилась к слабонервным натурам, воспринимающим, даже во сне, чужой взгляд как укол. Пребывать в фокусе восхищенных (мужских) и завистливых (женских) взглядов было неотъемлемой частью Ее жизни. А потому, как ни в чем не бывало, Она продолжала спать. - Очень хорошо. Пусть спит. - Он вовсе не хотел причинять Ей боль. (Ей?.. Да я просто не способен на это!) Он резко встряхнул головой, пытаясь освободиться от сентиментальных воспоминаний и настроиться на более деловой лад. Взгляд переместился с лица на грудь, скользнул ниже... - Вот тебе раз! Про этого Он совсем забыл: на обнаженном бедре покоилась потешная лохматая морда с кокетливо загнутыми на кончиках стоячими ушками. Это Тоби, Ее любимый скотч-терьер. Тоже мирно посапывает во сне, псина собачья! Какая идиллия...
- Мы взяли его совсем крохотным щенком. Он был девятым в помете - отходы, брак, Муму - кандидат на утопление. Совсем был слабый, даже из соски есть не мог. Мы кормили его с пальца, заливали молоко пипеткой, не спали над ним ночами, забывая при этом даже заниматься любовью. (Хотя именно тогда проживали свой самый активный брачный период.) И мы его выходили! Щен рос на наших глазах, грыз туфли и мебель, учился (долго, но небезуспешно) не гадить на ковры. А когда подрос, то, повинуясь древним охотничим инстинктам, проявил весьма дурные манеры. Как-то: любил с размаху залетать под диваны и шкафы, очевидно, принимая эти щели за вожделенные лисьи норы, передушил всех окрестных голубей и перекусал всех окрестных собак, не взирая на их размеры и породу. Как он относился ко мне? Охотно гулял со мной и просто обожал, когда я почесывал его розово-шерстяное брюшко. Но Ее, Ее он боготворил! Всегда (что большая редкость для этих своенравных и гордых псов) встречал Ее, подползая на брюхе, радостно помахивая обрубком того, что в соответствии с созданным живодерами собачьим дизайном должно было считаться хвостом. А когда ему доставалось съесть что-нибудь из Ее рук, он приходил в состояние совершенно неописуемого блаженства. Она была для него всем - более чем Хозяйкой, Богом. А я... Я и для него был другом временным. Приходящим и уходящим. Просто удивительно, как любимая собака со временем становится похожа на своего хозяина. Даже внешне. Очень скоро я стал замечать, что на обращенной ко мне шерстяной терьеровской мордахе все чаще стало появляться то же хитрючее и презрительное выражение, каким иногда удостаивала меня его хозяйка. Бывало, Тоби вдруг гордо поворачивался ко мне хвостом и даже от традиционного чесания брюха отказывался напрочь. Очевидно, он свои шестым собачьим чувством воспринимал Ее сиюминутное отношение ко мне и реагировал соответственно. А временами бывал со мною весьма и весьма мил. Я обратил внимание, что именно в эти дни и Она была совсем моя. Не нужно обладать могучим аналитическим умом, чтобы понять: Она и Ее собака связаны странной, полумистической, но реальной связью. И этот пес, которого я всегда любил как частицу Ее, так же предавал меня, как и Она. А потому... Потому сегодня ты, мелкая бородатая тварь, разделишь нашу судьбу.