Красные мундиры подбирались ближе и ближе окружая демона. Почувствовав их напор Карабас бросился за Коломбиной. Резко вытянув её за руку к окну он отошёл на несколько шагов. Раздался выстрел. Красные мундиры замерли оттеснив визжащую в ужасе толпу. Актриса приложила руку к груди, а затем взглянула на ладонь. Она медленно осела по стене на пол истекая чёрной похожей на масло для смазки шестерней жидкостью. Окно рядом запотело от свистящего и выскальзывающего через костюм горячего пара.
«Чёрная кровь и пар?! — опешил убийца. — Что происходит? Это что ещё за шутки?»
Карабас сунул руку во внутренний карман сюртука в надежде найти там отматывающие время часы, но обнаружил лишь пустоту. Как это? Это невозможно! Неужели он упустил момент, когда этот прохвост Арлекин стащил его часы снова после того как он отобрал их у актрисы? Обезоруженный мужчина попятился назад и в растерянности посмотрел на толпу ища пути отступления. Красные мундиры не давали ему никаких шансов сбежать. Он уже приготовился к сражению, но вдалеке, прямо посреди напуганной толпы послышался звон стекла и лязг металла: разбитые и сломанные золочёные карманные часы выкатились прямо к его ногам, а время вокруг замерло. Люди стояли вокруг словно статуи, даже подброшенные в воздух кружки конфетти застыли на месте. Карабас не замер, но ощутил убитое кем-то время. Это было наступление настоящего временного коллапса, которого он так стремился избежать.
Среди сада замерших людей царственной походкой прошла трёхликая маска. За ней уже не было тянувшегося таинственного тумана, но у Карабаса по-прежнему было ощущение будто она плыла по воздуху всё ещё. Её роскошный шлейф украшенный звёздами тянулся за ней. Она остановилась между замершей Коломбиной и всё ещё двигающимся совершенно ничего не понимающим несчастным демоном. Всебесцветная несколько минут — если можно было назвать это ощущение таковым в застывшем времени — молча стояла глядя на убийцу. Её взгляд был осуждающим, холодным, но теперь он казался Карабасу уже более знакомым нежели раньше. Она медленно, почти лениво сняла маску и показала ему своё лицо:
— Вот ты и попался. — спокойно проговорила с таинственной улыбкой Изабель. — Настало время расплаты. И теперь платить за содеянное будешь ты сам, а не тот, на ком нет вины.
[1]Отсылка на мюзикл «Последнее Испытание» с участием Веры Зудиной. Да, обязательно именно с ней.
Госпожа Часов
Часы в бальной зале пробили одиннадцать вечера. Шумевший до этого момента народ затих, и все устремили свой взгляд в сторону поднимавшейся на второй этаж широкой лестницы. По ступенькам пополз лёгкий прохладный туман, а вместе с ним осторожно по лестнице в залу спускались хозяин и хозяйка бала — знаменитые своей историей любви и своими потрясающими способностями на весь мир Мастер Времён и Госпожа Часов. В костюмах Арлекина и Коломбины и маскарадных масках их было почти не узнать и выдавала их разве что одна лишь деталь — золочёные карманные часы на витиеватой кованой цепочке в руках Мастера.
Спускаясь к пушистой упирающейся макушкой в потолок ели Госпожа Часов влюблённо смотрела на своего супруга, а тот ловил её взгляды и нежно поглаживал её руку в красной перчатке большим пальцем. Весь зал смотрел только на них, и даже когда Мастер Времён поклонился, а Госпожа Часов сделала приветственный реверанс Императору и его жене — которые, как ни странно, на этом балу были гостями — зал затаив дыхание молчал. Все любовались ими словно сном, который вот-вот разрушится от одного малейшего звука, от нежнейшего дыхания, от едва слышного шороха. Даже одетые в роскошные праздничные маскарадные костюмы паровые куклы из театра «Золотая Роза» гордо стояли у большой раскидистой пышной ели в центре зала почти не двигаясь и не перешёптываясь между собой. Арлекин не безобразничал, но то и дело поглядывал с улыбкой то на сестру, то на Госпожу Часов; Буратино постоянно поправлял мешавшееся непривычное ему пышное жабо; Мальвина одним взглядом отчитывала безобразников и держала руки в кружевных перчатках строго на подоле пышного платьица; Артемон и Лиззи легонько толкали друг друга локтями стараясь не смотреть друг на друга и сдерживать смешки от карикатурности своих нарядов и нарядов окружающих.