"Саранча" — в оригинале — текст из 12 строк, написанных трех- и четырехсловным размером, включающий три четырехстрочные строфы. Входит в первый подраздел "Го фэн" (I, I, 5). В комментаторской традиции считается величанием-аллегорией, в научной литературе — архаическим обрядовым песнопением, содержащим пожелания плодовитости женам. Однако само по себе воспевание могло появиться только в среде кочевников, для которых саранча служила обильным источником питания. Учитывая, что чжоусцы, по утверждению китайской историографии, перешли к оседлому образу жизни еще за несколько веков до покорения ими Инь, правомерно предположить, что эта песня является одним из древнейших китайских поэтических произведений.
Подраздел "Чжоу нань" (№ 5; I, I, 5). 12 строк, 3 четырехстрочные строфы. Смешанный размер с чередованием трехсловных и четырехсловных строк, в которых задействована эвфоническая частица си 兮, ритмический рисунок: 3-2-си-4-2-си-3-2-си-4-2-си-3-2-си-4-2-си. Текст насыщен тавтафонами, имеющими предметные значения и одновременно передающими звуки, издаваемые летящей стаей саранчи: шэнь шэнь 詵詵 — "скапливаться-скапливаться" (1 строка), чжэнь чжэнь 振振 — "процветать-процветать" (2 строка), и т. д. Многие старые комментаторы и современные китайские литературоведы возводят песню к древнему чускому фольклору. Её формальные особенности явно указывают на архаическое моление (заговор). Но воспевание саранчи, откровенно чужеродное для культуры аграрного населения, подсказывает вероятность исходной принадлежности песни к обычаям кочевнического мира. В дальнейшем образ саранчи был переосмыслен в качестве благопожелания плодородия и многочисленного потомства.
Источник: Кравцова М.Е. "Хрестоматия по литературе Китая", 2004, стр. 50
11. О линь, твои стопы ("О линь, твои стопы — наших князей сыновей благородных да охраняют они!...")
"О линь, твои стопы" — в оригинале — текст из 9 строк, написанных трех- и четырехсловным размером, включающий три трехстрочные строфы. Другие варианты перевода названия — "Линь-единорог" [*], "Стопы линя-единорога". Также входит в первый подраздел "Го фэн" (I, I, 11). В комментаторской традиции и в научной литературе считается архаическим песнопением, обращенным к существу, называемому "линь", которое осмыслялось в виде фантастического животного с телом оленя, ногами коня, бычьими хвостом и копытами и одним либо двумя (в этом случае — оленьими) рогами. Образ линя, восходящий предположительно к образу носорога, пользовался огромной популярностью в китайских верованиях. Линь считался воплощением высших добродетелей (гуманности, мудрости), а его появление в мире людей — знаком скорого рождения совершенного государя или мудреца, которому предстояло стать столь же совершенным политическим советником государя.
Подраздел "Чжоу нань" (№ 11; I, I, 11, "Линь — единорог"). 9 строк, 3 трехстрочные строфы. Смешанный размер с использованием эвфонической частицы си, ритмический рисунок: 3-4-3-си-3-5-3-си-3-4-3-си. Песня тоже полагается записью архаического моления (заговора) и нередко принимается за образец древнего чуского фольклора. Распространено отождествление воспетого в ней существа линь 麟 с "китайским единорогом" цилинь 麒麟 — сказочным благовестным созданием, почитаемым правителем всех парнокопытных. Однако образ цилиня более или менее отчетливо прослеживается в источниках лишь с эпохи Хань, причем преимущественно в сочинениях, относимых к кругу конфуцианской литературы. Более адекватной видится версия, что линь — самка белого носорога, культ которой оказал влияние на формирование образа цилиня. В древности носороги водились в регионах бассейна как Янцзы, так и Хуанхэ (до X—IX вв. до н. э.). Образ этого животного, называемого в собственно чжоуском книжном языке си 犀, был достаточно популярен в культуре "мира хуася", символизируя воинственность, храбрость и физическую силу. Существовал почетный полководческий титул Си-шоу (犀首 "Голова носорога"). В чуском книжном языке, включая "чуские строфы", дикий носорог обозначается как сы 兕, и нет никаких следов его почитания в местных верованиях. Поэтому, если обрядовое происхождение этой песни бесспорно, то ее отнесение к чускому песенному фольклору вызывает сомнения.