Она посмотрела на него, он увидел отражение в ее глазах, и он знал, что в его глазах она видит то же самое. Он взял ее за руку. Он почти не мог дышать.
Двенадцать лет. Двенадцать лет потерянной памяти внезапно исчезли, будто их и не было. Даже годы предшествовавшие им, годы ненависти, гнева и потерянного ребенка — даже эти годы исчезли.
Было время, оставшееся сейчас в таком далеком прошлом, что они едва могли его вспомнить, когда они были друг для друга всем, когда они искренне верили, что могут изменить галактику к лучшему, когда у них все еще была надежда, и когда одно лишь присутствие одного из них меняло другого.
Медленно, нежно, с любовью, словно не было последних пятнадцати лет, а они были молоды и любили в первый раз, они поцеловались.
Затем они отступили друг от друга, смущенно и неохотно, просто глядя друг на друга.
Молчание нарушил Джон.
Смехом.
— Мне не хватало тебя, Деленн. — проговорил он. — Боже, как мне тебя не хватало.
Она не ответила ничего. Но ее глаза, зеленые, бездонные — и снова живые — они сказали все, что следовало сказать.
Через несколько секунд тишины ответили ворлонцы.
"Мы обсудим условия."
Это был мир, целиком отданный мертвым, город где не было никого и ничего живого. В центре его стояла огромная башня, полночно—черная, протянувшаяся к звездам.
Если у него и было имя — оно не было известно никому, ни даже Синовалу. У каждой расы, собиравшей флот, чтобы принести войну и возмездие Чужакам, было свое собственное название для этого места, и большинство этих названий несло лишь один смысл:
Ад.
Лишь Синовал звал его иначе. Он видел в нем что—то совершенно иное. И у него были на то причины.
У него был план, весьма проработанный и сложный боевой план, разработанный, главным образом, Синовалом, Маррэйном, другими капитанами и Изначальными. Сьюзен оказалась в стороне от того обсуждения. Однако план в целом сводился к двум простым вещам:
Подвести Собор к планете насколько возможно близко.
и
Удержать его там.
Корабли ждали их, и они дорого платили за каждый шаг. Но, понемногу, армия пробивалась вперед.
На самой высокой башне, стоя на краю бездны, Синовал смотрел, как мир—склеп становился все больше и больше.
"Насколько близко нам надо подойти?" — послышался голос Сьюзен, донесшийся до него сквозь стены, камни и кости Собора.
"Ближе." — ответил он. Он потянулся и попытался коснуться того, что искал. Нет. Еще нет. Слишком далеко для него. — "Ближе." — подтвердил он.
"Помнится, ты говорил что нужное место там, где их повелитель."
"Да. Говорил."
"Ну и где он?"
"Наверху." — Синовал мог чувствовать Бога—Императора, злобного, омерзительного и до ужаса знакомого. У очень многих рас галактики была поговорка, ставшая весьма популярной за двенадцать лет его изгнания. Он не верил в то, о чем она говорила, но все равно, в ней была толика правды.
<<На его месте мог бы оказаться я, когда б не милосердие Господне.>>
"В небе?"
Синовал вновь потянулся вперед. Он все еще не мог найти того, что искал, но он мог почувствовать Бога—Императора. Тот двигался, думал и звал. Собор и Изначальные ограждали всех, кого только могли, от убийственной психической мощи этого зова и от простого ужаса, вызванного близостью такой твари.
Тот двинулся, вытягивая одно длинное, усеянное шипами щупальце. Синовал медленно и протяжно выдохнул. Звезды мерцали, танцевали и смещались.
"Нет, Сьюзен."
Один из глаз Бога—Императора открылся. Мертвые звезды заискрились снова, когда он взглянул на них, на всех, кто вторгся в его священное место. Они двигались и мерцали в этом чудовищном шаре, единственном глазе размером со звездную систему, мертвые миры кружились вокруг мертвых звезд.
"Он — это небо."
кто ты живой но мертвый чужой так долго с тех пор как был чужой так долго
"Как много слов ты произносишь теперь. Я ждал этого момента двенадцать лет. Немного, по твоему счету, но достаточно долго — по моему. И знаешь... Я просто не знаю что сказать."
ты бог
"Нет, но мог бы стать, если бы захотел; если бы мне меньше повезло в выборе компаньонов, и если бы мне меньше повезло с компаньонами, которые выбрали меня."
ты это я
"Нет, но близко к тому. Мы похожи и различны, как образы в зеркале — темном, кривом зеркале, отражающим почти то же самое."