Слова были не нужны.
нет что ты делаешь
Синовал игнорировал голос, насколько это было возможно. Голос шипел в его черепе, древний, мощный и непередаваемо чуждый, но он, как только мог, старался не обращать на него внимания.
что ты делаешь
Теперь он мог чувствовать их всех. Их воспоминания, их жизни. Они тоже были чужими — отличавшимися от него в миллиардах разных деталей по миллиардам разных причин, но он мог почувствовать их всех.
что ты посмел
Собранные с одного мертвого мира за другим, с одной мертвой звезды за другой, собранные и принесенные сюда, как мемориал во имя их смертей, жест поклонения и религиозного рвения.
Я Бог Бог здесь и нет ни плана ни хитрости ни пожелания что может противостоять Мне
Их тела давно исчезли, распавшись в прах и пепел. Их кости — у тех, у кого были кости — рассыпались и смешались с черной землей планеты—кладбища.
ни пощады ни посмертия ничего после ничто и ничто и вечное ничто
Все они были разными. Их тела, генетика и разумы — все было разным. У кого—то были глаза, у кого—то их не было. У кого—то были кости, у кого—то нет. У некоторых были органы, исполнявшие функции, которых он не мог себе даже представить. Некоторые были почти такими же, как он.
ни блаженства ни боли все их верования были неверны все их надежды были тщетны они испытали как мимолетно течение времени и этому они научились у Меня
Но было одно, что имелось у каждого из них, всех до единого.
и ты также должен узнать это ты должен познать смерть ибо это все что есть
Душа.
ты познаешь смерть
Синовал стоял на самом краю пропасти, его руки были вскинуты вверх, глаза закрыты, его сердце оглушительно колотилось, достаточно громко, чтобы перекрыть даже голос Бога—Императора.
мерть мерть ерть ерть ть ть
— Живи. — прошептал он.
Бог—Император вздрогнул, совершенно незнакомые ощущения пробежали по его древнему телу. Он вытянул щупальца, длинные как континенты, усеянные шипами размером с горы.
Он хлестнул им, разрубив четыре корабля в один миг.
Щупальца потянулись вперед, хватая и оплетая корабли врагов. Он не обращал внимания на те жалкие уколы, которыми они пытались уязвить его кожу.
Но он не посмел коснуться того, что его страшило. Пока что.
Под толстым слоем черной земли мира—склепа послышался звук движения. Тихий, медленный, скребущий.
Словно начинала двигаться сама земля.
Это была не просто земля, не просто камни и минералы покрывали мир мертвых. Это были миазмы смерти и страдания, отсутствия жизни. Души мертвых покоились там, заключенные в удушливом безмолвии и неподвижности так долго, что они начали забывать что есть что—то иное.
Синовал просто напомнил им.
И они начинали просыпаться.
Молнии трещали вокруг него; невидимый ветер бушевал вокруг него, сбивая его с ног. И все же, несмотря на бурю, он удерживал равновесие. Ничто не могло сдвинуть его с места. Ничто не могло помешать ему.
Он многое сделал неверно, и многое из сделанного им было злом. Он знал смерть, знал ее куда лучше и ближе, чем он знал любого из его немногих друзей и тем более немногих любимых. За многое ему не было прощения.
Но он попытается.
Он попытается воскресить целую планету, более того — целую вселенную мертвых.
Он запрокинул голову, глядя закрытыми глазами прямо на усеянное звездами тело Бога—Императора.
— Живи. — прокричал Синовал.
И Исток Душ, молчавший так долго, добавил к его голосу свой, крича из сочувствия к своему уродливому, кривому, изломанному близнецу.
ЖИВИ!
Бог—Император не мог этого вынести. Он ощущал зуд внутри своей головы, шепот, тихие голоса.
Звук существ, которые двигались, звуки существ которые оживали вновь.
Все свое бытие он приносил смерть живым. Никогда, даже в самых глубоких снах, он не представлял, что существует что—то, что может принести жизнь мертвым.
нет этого не должно быть это не позволено
Но голос продолжал звучать.
Живи живи иви иви ви ви и и и и и
Здесь был один корабль тамиакинов, золотая сфера с несколькими спутниками. Они были древней расой — мудрой, но равнодушной. Они были жестоко изранены при Голгофе, но никогда не искали мести. Они ушли в себя, отступили в их забытые, заброшенные миры у дальних границ Предела.