Он улыбнулся.
— Мне тебя не хватает.
— Если хочешь сказать, что любишь меня, то так и скажи.
— Ты же знаешь что люблю.
— Знаю. Мне пора. — Она подняла руку. Он потянулся к ней, и его рука прошла сквозь ее. Он вздохнул, а она улыбнулась, послав воздушный поцелуй.
Потом она исчезла.
Он снова повернулся к карте.
Деленн осеклась так, словно ее ударили. Она пыталась подыскать подходящие слова. Двенадцать лет прошло с тех пор, как ей говорили это имя. Никто в приюте не смел упомянуть его — не в ее присутствии.
Двенадцать лет.
И ему придется вернуться.
— Он умер. — прошептала она, ее голос был охрипшим.
— Ты, среди всех прочих, лучше всего должна знать, что это не конец.
— Нет. О нет, ты не посмеешь.
— Ты узнаешь, что я смею очень многое.
— Он мертв!
— Да — ты так говоришь.
— Мертв двенадцать лет! Ради чего надо ввязывать его? Зачем?
— Ты не знаешь моих намерений.
— И не желаю знать.
— Эта война тянется достаточно долго. Ее можно закончить — и скоро. Мне нужна сила для столкновения с ворлонцами. Мои агенты сделали что могли, привели в движение множество связей, и это почти закончено. Время заканчивать.
— Ты не хочешь, чтобы война закончилась.
— Говоря начистоту... нет, но я все равно покончу с ней, так или иначе. Как я сказал — мне нужно принудить ворлонцев к встрече. Они избегают меня с тех пор, как Изначальные и я победили их у Минбара три года назад. Они начали партизанскую войну, подбрасывая врата в разные миры, спуская с цепи Чужаков там, где могут. Глупость, разумеется. Они не могут контролировать Чужаков, как только те появляются здесь. Но когда это логика останавливала их?
— Или тебя.
— Я считаю, что могу разобраться с Чужаками, но прежде мне надо разобраться с ворлонскими флотами. Я не могу позволить им отвлекать меня.
— Как это связано с Джоном?
— Он подходит для моих планов.
— Он мертв.
— Опять ты это говоришь.
— Он умер не напрасно. Не смей обесценивать эту смерть.
— Я смею и не такое.
— Как ты можешь его воскресить? Его душа давным—давно отлетела.
— О, при нормальном течении событий — согласен, но его душе не позволили отлететь. Ее забрал ворлонец.
Она закрыла глаза.
— Ты наслаждаешься, рассказывая мне это, верно?
Он продолжал, словно она и не заговаривала.
— Его тело не разложилось. Я позаботился об этом на Голгофе. Если честно, это крайне просто. Все, что мне надо сделать теперь — это освободить его душу оттуда, где она сейчас заключена. У меня уже есть... некоторый опыт по этой части, но душе надо что—то, к чему возвращаться. Я не могу представить себе что—то, более подходящее, чем ты.
Она вздрогнула.
— Ты не знаешь ничего.
— То есть, ты не поможешь мне?
— Ты знаешь, что нет! Мы разошлись. Это было горько и больно, и это резало меня по живому. Я уже пыталась удержать его живым, когда он должен был умереть. Теперь я не буду играть никакой роли ни в чем, что нарушит его покой.
— Если ты думаешь, что он покоится — то ты более наивна, чем я от тебя ожидал. Так ты не поможешь?
— Нет.
— Что ж, пусть будет так. Мне придется воспользоваться другим методом. Менее надежным, быть может, и точно более жестоким, но какой у меня выбор?
— Ты этого не сделаешь!
— А как ты собираешься меня остановить? Деленн, ты могла быть вождем. Ты могла бы обладать влиянием. Ты даже могла бы командовать в этой войне, на моем месте.
Но ты отвергла все это, чтобы спрятаться здесь. Я не насмехаюсь над тем, что ты делаешь, или над тем, чего ты заслуживаешь, но не забывай — ты решила не пользоваться силой, а сила, которой не пользуются, вскоре иссякает. Ты ни в чем не можешь мне помешать.
— Тогда уходи. Не возвращайся сюда.
— У меня и не было такого намерения. Удачного дня, Деленн.
Она открыла глаза только когда была уверена в его уходе. Потом она посмотрела вниз, и поняла почему у нее болят руки. Она так сильно вжала ногти в ладони, что на них показалась кровь.
По три капли на каждую ладонь.
Л'Нир взглянула на багровое небо и вздохнула. Умиротворение не приходило к ней — не сейчас. Она часто уходила медитировать перед закатом солнца и этот вид неизменно приносил ей спокойствие. Он напоминал ей о двух вещах, что всегда поддерживали ее веру и стремления.
Первая — что смертные создания эфемерны и преходящи. Какие бы великие деяния она ни совершила, какие бы чудеса ни творила, какой бы сверхъестественною мощью ни обладала — солнце будет все так же подниматься и заходить как всегда. Были существа, такие как Чужаки и, возможно, ворлонцы, кто мог это изменить, но она этого не может, никогда не сможет и никогда не желала.