К концу года битва была выиграна. Каждый Чужак на поверхности был либо изгнан, либо убит. Так же и корабли Чужаков были либо уничтожены, либо вынуждены бежать, их корабль—матка был превращен Маррэйном в шар из огня и ярости. Ворлонцы не могли больше тратить ресурсы на Бракир.
Цена была ужасна. Каждый город на Бракире был разрушен. Почти половина всего населения погибла. Земля была обожжена, воздух отравлен. Лишь двое из двенадцати правящих Лордов—Торговцев остались в живых. Армия осталась лишь с одной десятой ее изначальной мощи.
Но Бракир был спасен. Родной мир бракири не стал еще одной Карой.
И этой победы было достаточно.
Уильямс Г.Д. (2298) "Великая Война : Исследование."
Наконец боль исчезла. Это было хорошо. Это ощущалось странно. Начать с того, что у него все еще зудели пальцы. Он часто слышал про это — фантомные боли в потерянных конечностях, но не понимал, на что это может быть похоже.
Это ощущалось... неправильным.
Он никогда не представлял, что подобное может случиться с ним, что он станет...
...калекой.
Морден поднял руку и взглянул на культю. Трудно было поверить, что она действительно его. Медикам Дворца удалось остановить кровотечение и зашить рану, и ему не приходилось беспокоиться насчет гангрены или какой—то еще инфекции. Это были личные лекари Императора. И раны на его лице будут исцелены.
Нет, проблема была совсем не в этом. Он больше не был цельным, не был больше завершенным.
Он был уверен, что его Господа могли бы что—то с этим сделать. Даже у центавриан была технология, позволяющая заменять утраченные конечности — но у них не было опыта работы с людскими телами, а в настоящем положении у них, к тому же, не было и возможностей.
Ворлонцы могли бы — если бы пожелали этого, если бы они посчитали это стоящим их внимания. Морден уже не имел у них того веса, которым располагал когда—то. У Центаври—Прайм не было того же статуса, что раньше. Его ранение не помешает исполнению его обязанностей. Они не поймут его чувства потери и пустоты. Они переросли подобные вещи, когда оставили позади свои плотские тела.
Слуга. — прогрохотал голос ворлонца в его мозгу.
Это застало его совершенно врасплох, и едва не сбило его с ног. Прошло столько времени, что он почти забыл на что это похоже — удары молота внутри его черепа с каждым слогом, ощущение что тебя изучают, проверяют и судят. Он не сделал ничего, что могло бы опорочить его, но что—то могло отыскаться, и он это знал. Безупречность в глазах ворлонцев была невозможной.
Твой мир в огне. Слуги Врага бродят среди вас, убивая наших слуг и разрушая наши святыни.
— Их вождь мертв, Повелитель. — прошептал он. Ему было не обязательно произносить слова вслух, но он предпочитал делать именно так. Так это было более естественно, а здесь вряд ли кто—то мог подслушать. — Мои солдаты охотятся за ними.
И в твоем мире предатель Г'Кар.
— Я отдал приказ о его аресте, Повелитель.
Наши глаза видят собирающиеся флоты изменника Марраго.
— Мы будем готовы их встретить, Повелитель.
За всем этим его рука. Он старается отобрать у нас Центаври Прайм. Он взял Казоми—7, и хотя сейчас он в нашей ловушке — он все равно пытается повредить нам. Он не получит Центаври—Прайм. Он не получит ни единой песчинки, что была нашей.
— Я отстою этот мир, Повелитель. При... — Морден вовремя оборвал себя. — Он не получит его.
Ворлонец продолжал так, словно Морден ничего не сказал.
Мы скорее сожжем планету дотла, чем позволим ему завладеть ей. У тебя есть портал наших союзников. Ты откроешь его. Принеси огонь и смерть этому миру предателей.
Сердце Мордена заледенело.
— Но, Повелитель...
Не бойся, слуга. Ты не сделал ничего, заслуживающего смерти. Тебе передадут амулет. Надень его, и наши союзники будут знать тебя, как одного из наших верных слуг. Ты не почувствуешь безумия, и они не тронут тебя.
— Благодарю вас, Повелитель. — глухо прошептал он.
Проследи за делом. Пронаблюдай, как исполняется миссия. Когда она будет закончена, и на Центаври—Прайм не останется и ни единого живого существа, кроме тебя, свяжись с нами. Мы направим тебя к следующему месту службы.
— Да, Повелитель. — ответил он.
Тяжесть в его мозгу исчезла, и он качнулся вперед, дрожа и шатаясь. Он инстинктивно вытянул руку чтобы поддержать себя — но руки, разумеется, не было.
Он повалился на пол и лежал очень, очень долго.
Зал был огромным, необъятным, протянувшимся вдаль настолько, насколько мог разглядеть любой из них. Он был усыпан крошечными точками света и каждая была душой, пойманной в миг смерти. Без числа разных рас, и столь многие из них теперь мертвы, исчезли и лишь здесь помнят о них.