– Добрый день, – тихо отозвался старик. Тон его был настороженным, как у человека, обращающегося к незнакомой собаке и неуверенного, не укусит ли она.
– Меня зовут Денеш Тоот, я – друг Шандора Варги. Л вы, дядюшка, кто будете?
– Ференц Матолчи. Вот пытаюсь навести здесь хоть какой-то порядок. Я работаю на Шани, только давно сюда не заходил – лежал в больнице.
– А после выписки виделись с ним?
– Да нет, я давненько не видел его, но думаю, он вот-вот появится, чтобы рассчитаться со мной.
– Где вы, дядюшка Фери, столь шикарно украсили свое драгоценное тело? – спросил Тоот.
Старик хвастливо улыбнулся.
– За колючей проволокой, прошу покорно. Лет двадцать тому назад.
– А как вы туда попали?
– Я, видите ли, неудачник. Застал свою жену с мужчиной, ну и малость поколол обоих. Ничего страшного с ними не случилось, правда, мужик стал инвалидом, по он только выиграл на этом: ему стали платить процентную надбавку. Он вовсе мог не работать, а деньги все равно получал. Ну а меня упрятали. А когда вышел, стал пробавляться тем, что подрабатывал то тут, то там.
Внезапно он умолк, видимо, удивившись, чего это он все рассказывает незнакомцу. Настороженно спросил:
– Вы ищете Шани?
– Нет. Я просто думал, может быть, мне удастся купить здесь, где-нибудь поблизости, участок. Вот и хотел осмотреться.
Старик закончил процедуру мытья и натянул на свое разукрашенное татуировкой тело потрепанную голубую рубашку.
– Ну, что ж, если есть время, осматривайтесь.
– Красивое место, сюда, конечно, приятно было бы приезжать. Шани ведь часто приезжал сюда?
Матолчи рассмеялся. Смех был каким-то лающим, прерывался кашлем.
– Часто, конечно. Большой он проказник! Тут с ним не раз и женщина бывала. А когда и две сразу.
– Ну, наверно, и вы тогда приходили ему на подмогу, дядюшка Фери?
Старик захихикал, видимо, польщенный.
– Ну, хватили! Стар я уже для этого.
Тоот прикинул, что ему, наверное, лет шестьдесят пять – шестьдесят семь, и тут же сказал:
– Да вы едва выглядите на пятьдесят.
– В этом году мне стукнуло сорок девять… – А с кем обычно приезжал сюда Шани?
– Сначала он довольно часто появлялся здесь с друзьями. Варили в котелке и пили. Потом друзей стал водить реже. Говорил, что, мол, бессмысленная трата времени, дескать, не… рентабельно. Последние годы привозил сюда только иностранцев. Я так думаю, что иностранцев, потому что ничего не понимал из их разговора. А потом стал часто заявляться один. И даже сказал мне как-то: «Это мой необитаемый остров, дядя Фери. Как мне только все осточертеет, сразу сматываюсь сюда. Здесь меня никто не отыщет».
Старик высморкался и стал прощаться.
– Ну, я, пожалуй, отправлюсь восвояси. Доброго вечера.
– Еще один вопрос, дядюшка. Не видели ли вы или не слышали за последние, скажем, полгода чего-нибудь особенного, необычного?
Старик с удивлением посмотрел на Тоота.
– Особенного, необычного? Да не сказал бы. Раз, правда, была тут компания – два мужчины и две женщины. Мужчины были черномазыми, как цыгане, хотя точно, что не цыгане, потому как были очень хорошо одеты, и Шани говорил с ними не по-венгерски. Ужинали у костра, а потом, по-видимому, дамы не захотели с ними переспать, и мужчины разозлились, надавали им пощечин, а те визжали как безумные. Ну, потом, видно, уступили, потому что все стихло.
– Шани тоже принимал в этом участие?
– Нет! Он зашел ко мне домой – я живу примерно в полутора километрах отсюда, в Ласлодомбе. Я спросил его, чего он бросил компанию? А он в ответ: «Не люблю я такие штуки, дядя Фери, но это – важные люди, и они нужны мне».
– Да… места здесь, видимо, тихие. До свидания, дядюшка Фери, я еще немного погуляю.
Тоот подождал, пока Матолчи скрылся за одним из холмов, потом подошел к темно-коричневой двери, сунул руку в карман и достал перочинный ножик, намереваясь с его помощью открыть дверной замок. Но, к его величайшему удивлению, стоило ему нажать на ручку, как дверь, скрипнув, открылась. Тоот вошел. Это была кухня, судя по всему, весьма заботливо обставленная, хотя сейчас об этом можно было лишь догадываться. С полки из-под тарелок была вытащена бумага и, скомканная, брошена на пол, кастрюли раскиданы, стеклянную и фарфоровую посуду чья-то нетерпеливая рука по злобе или из мести разбила о стену; ковер, изображавший воркующую парочку сельских влюбленных, был с одного угла сорван и жалко обвисал. Тоот перешагнул через черепки и обломки и направился к двери, ведущей в комнату. Здесь картина разгрома была еще более впечатляющей. Мебель опрокинута, кровать и кресла исполосованы ножом, по полу разбросаны пучки волоса из матраца, а поток воздуха, ворвавшийся в открытую дверь, взметнул к потолку вихрь перьев, высыпавшихся из раскромсанных подушек.
Тоот в раздумье уставился на эту картину. Пока он не мог еще понять, устроили ли здесь преднамеренный разгром или искали что-то. Случайно посмотрев в окно, он увидел, что около его «Лады», на стеклах которой играли блики заходящего солнца, появилась красная автомашина. Тоот сел в одно из покореженных кресел и стал ждать.
Приблизительно через четверть часа он услышал, как кто-то пытается открыть дверь ключом.