Но как объяснить эту идиотскую историю с вентилятором?
И тут я даже привстал с постели, ругая себя тупицей и болваном. В истории с вентилятором не было ничего таинственного. Тот первый ее звонок, когда она резко прервала разговор, вовсе не был приманкой, как я считал. Или же был не только приманкой. Он был проверкой. Они меня проверяли.
Он видел, как я обходил телефонные будки. Так чего же проще: он подстроил мне ловушку, установив вентилятор возле какого–нибудь другого телефона–автомата — и следил за мной, когда она звонила. Если я сразу же перебегу через дорогу, чтобы попытаться поймать ее — он прав в своих подозрениях. Я перебежал улицу и вернулся в заведение Олли, и он все понял. После этого она позвонила мне второй раз и послала меня под дуло дробовика. Все очень ловко, и вы не можете этого не признать, даже если вас разбирает страх.
Пока все логично. Но значит ли это, что мой враг — это один из четырех, которых я застал в “Силвер Кинге”: первый раз — Руп, Данливи, Олли и Перл Тэлли? Не обязательно, — подумал я. Все, что я делал в этом городке, становилось известным; даже если он заметил меня на каком–то этапе моих поисков и следил, чтобы установить, что же я делаю, он мог и заочно узнать, что я появился в “Силвер Кинге”. Хотя естественно было предположить, что все–таки кто–то из этой четверки.
Предположим, что это один из четверых. Кто же? Данливи работает на бензозаправочной станции на шоссе. Он мог видеть меня, когда я туда ехал. Олли, естественно, все время у себя. Перл Тэлли зашел туда тотчас следом за мной. Остается Руп, о котором я пока ничего не знаю. Но он мог следить за мной из–за любого угла, не попадаясь на глаза. Разве это не более естественно, чем торчать открыто на виду, как Перл Тэлли? “Разумеется, — подумал я. — Тем более, что с его точки зрения нечего бояться, ибо мне предстояло умереть от его пули”.
Так что с таким же успехом это мог быть и Перл Тэлли… Впрочем, нет! Только не с его акцентом мальчика из Джорджии! Кто бы ни был этот человек, а я дважды слышал его по телефону, и хотя первый раз он говорил шепотом, а второй раз очень тихо, все же от этого диалекта что–то непременно бы проскользнуло. Значит, оставались трое…
Итак, у меня сейчас оставались на руках две тончайшие путеводные нити — и только благодаря тому, что они недооценили, насколько я живуч. Зато теперь они это знают и не повторят своей ошибки…
Прошло еще много времени, прежде чем мне удалось заснуть.
Заря только занималась, когда я промчался мимо двух почтовых ящиков на шоссе и свернул на грунтовую дорогу между соснами. На обеих фермах еще спали, а когда я проезжал загон для скота, дорогу впереди пересекла стайка молодых перепелов. В следующий момент она вспорхнула, словно раскрывшись веером над низкорослыми пальмами. Через несколько минут я сбавил скорость и остановился под тем же деревом, напротив почерневшей от пожара трубы.
…Я проснулся перед рассветом, и меня сразу же поразила мысль, что вчера я не видел никаких следов другой машины — по крайней мере по эту сторону фермы. Как же он гуда забрался? Очевидно, в лесу, окаймляющем поля, есть какая–то другая дорога, по которой он и добрался. Если бы мне удалось ее найти, то можно обнаружить место, где он оставлял свою машину.
Было сыро, но тепло, и воздух был совершенно неподвижен, как будто день затаил дыхание, ожидая минуты, когда он сможет наконец вырваться и засиять в своей полной красе. Полная тишина, и только иногда с полей доносился крик перепелки…
Еще не совсем рассвело, но я отчетливо увидел две колеи, оставленные машиной, почти рядом со следами моей.
“Наверняка здесь побывал рыжий помощник шерифа, — подумал я. — Когда ему не удалось спровоцировать меня на выпад против полицейского, ему стало скучно — и он отправился сюда, чтобы показать, что делает свое дело”.
На мгновение мне даже стало жаль Редфилда. Что за пародия на полицию? Один полицейский и два шута!
Входить сейчас в амбар не было смысла: слишком темно, все равно ничего не разглядеть.
Я прошел мимо, прислушиваясь к шороху сухих листьев и травы под ногами и чувствуя холодок между лопатками при воспоминании о выстреле. На краю поля, ярдах в двухстах от амбара, я пролез между провисшими нитями колючей проволоки и углубился в лес. Здесь росли преимущественно дубы и сосны. Пока что я не обнаружил ничьих следов, но и не питал особых иллюзий: какой из меня следопыт! Всю жизнь я прожил в городе, и найти проселочную дорогу в лесу не так–то легко.