— Каково? — горделиво посмотрел он на меня. — Вы видите, друг мой, как эши живо откликнулись на мою мудрую инициативу? Как идея добра мгновенно пустила корни? Эши готовы сражаться за право сделать добро…
— Гм, — промычал я.
Великое дело точка зрения. То, что наполняло меня брезгливым отвращением, мнилось Цурри-Эшу необыкновенно достойным начинанием. Говорить было бессмысленно, спорить глупо. И все же я не мог удержаться.
— Ваше величество, — вздохнул я, — вы не находите несколько странным, когда во имя добра совершают насилия?
— Не понимаю, друг мой Саша, — нахмурился король, — что вас так изумило? Эши отныне стремятся к добру. Что означала эта смешная драка, что мы только что видели? Искренность. Если бы этим двум эшам было безразлично, содеют ли они доброе дело, стали бы они бросаться друг на друга, как дикие тупы? Хоть вы и инопланетный мой гость и спасли мою королевскую жизнь, но вы порой кажетесь мне таким… гм… скажем, непоследовательным. Но давайте посмотрим за вторым монитором.
На экране около лежавшего эша стоял стражник в голубом плаще департамента полиции и беседовал с пожилым господином в черной шляпе гильдии коммерсантов.
— Но поймите, господин стражник, — вкрадчиво шептал коммерсант, — что вы получите, если вызовете медицинский экипаж и сдадите этого несчастного? — Он бросил быстрый взгляд на лежавшего. — Да ничего, потому что оказание помощи пострадавшим и так входит в обязанности корпуса стражников, и очки за это им не начисляются. С другой стороны, если бы можно было отнести доброе дело на мое имя, компьютер внес бы на мой счет целых пятнадцать плюсовых очков. Пят-над-цать! А жизнь коммерсанта, господин стражник, вовсе не так сладка, как думают некоторые, и никогда не знаешь, какой там баланс окажется в день страшного королевского суда. Ведь нам и завидуют, хотя совершенно зря, клянусь драконом, и клевещут на нас, охо-хо… Как еще клевещут!
— К чему вы это все? — спросил стражник. — Для чего столько слов?
— А к тому, господин стражник, что мы оба могли бы извлечь пользу из ситуации, которая не дает ни вам, ни мне ровным счетом ничего… — Коммерсант тонко улыбнулся и посмотрел на стражника всеми своими тремя глазками.
— Как это? Не пойму я, как-то вы это смутно все излагаете, — пробормотал полицейский. Лицо его изображало крайнее умственное напряжение.
— Видите ли, господин стражник, я бы с удовольствием дал вам, ну, скажем, двадцать пять кулей, если бы вы зарегистрировали, что я совершил доброе дело, найдя этого несчастного, оказав ему первую помощь и вызвав медицинский экипаж.
— Но ведь это я его нашел, — усмехнулся стражник.
— Ну конечно, вы. Иначе я бы не предлагал вам двадцать пять кулей. Понимаете? Это очень просто. Вы регистрируете мое доброе дело, а я даю вам двадцать пять кулей. Вот, смотрите, — он вынул из кармана длинные и узкие полоски королевских денег.
— Нет, — покачал головой стражник, — так не пойдет, господин коммерсант. Сначала вы даете мне деньги, а потом уж я регистрирую ваше доброе дело.
— Хи-хи-хи, — тоненько засмеялся коммерсант, — какой вы недоверчивый человек. Сразу видно, что вам мало приходится заниматься коммерцией. Торговля, господин стражник, развивает доверие. Я вам, например, вполне доверяю. Поэтому я вам дам пять кулей, вы зарегистрируете меня, и тогда получите оставшиеся двадцать.
— А если не дадите? — пожал плечами стражник. — С кого мне их потом стребовать? Не приду же я к начальнику. Так, мол, и так, я зарегистрировал доброе дело эшу, а он, неблагодарный, надул меня на двадцать кулей. Знаете, что сделал бы наш начальник?
— Н-нет, — неуверенно пробормотал коммерсант, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Он бы сказал: «Пруззи, принеси мне к вечеру пятьдесят кулей, или ты окажешься на подземной очистке». Вот что сказал бы наш начальник, господин коммерсант. А он человек принципов. Сказал — сделал!
— Может мы зря торгуемся, господин стражник, может наш так сказать, товар уже испустил дух? — Коммерсант нагнулся над лежавшим, приоткрыл ему веко, приложил ухо к груди. — Жив. Ну, хорошо, господин стражник, вы убедили меня. К тому же мне вообще неприятно торговаться над больным эшем. Вот вам десять кулей и пятнадцать вы получите после регистрации.
Стражник посмотрел на противоположную сторону улицы, где шли два эша.
— Может, я лучше предложу больного этим? — спросил стражник. — Смотрите, какие плащи, уж эти-то не станут торговаться из-за лишнего куля. Позвать?
— Экий вы, однако, упорный, — вздохнул коммерсант, — двадцать кулей сейчас, пять потом.
— Дракон с вами, двадцать пять вперед и десять потом.
— М-да, — сказал король, — это уже немного выходит за рамки. Если корпус стражников начнет устраивать на улицах аукционы… Адъютант! — Он повысил голос.
— Слушаюсь, ваше королевское величество, — браво отрапортовал молодой эш с внезапно вспыхнувшего большого экрана.
— Только что по второму монитору некий стражник по имени Пруззи пытался продать доброе дело. Чтобы через полчаса он был здесь.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Король посмотрел на меня, помолчал, потом, как бы извиняясь, молвил:
— Дело новое. Вот вы недавно рассказывали, как у вас когда-то вводили обязательные прививки детям против оспы. Так и с добрыми делами. Пройдет время, все образуется. Король должен быть мудр и терпелив. Я Двести десятый повелитель эшей в последней династии. И каждый мой предшественник тоже был мудр и терпелив. Представляете себе, сколько это мудрости и терпения? Как говорил мой отец, не забывай, сынок, что все начинания имеют свои окончания. Удивительный был человек мой отец. Правил сорок два года — и ни одной измены среди приближенных придворных. И знаете, как он этого добился? Очень просто: каждый год выгонял всех своих приближенных и набирал новый двор. Он исходил из здравой мысли, что серьезный заговор против короля — дело сложное, хлопотное, требующее уж никак не менее года. Цурри, сынок, говорил он мне, никогда не забывай вулкан Кару-ну. Первый раз я спросил его: «Папочка, при чем тут вулкан?» «Очень просто, сынок. Ты помнишь это жерло, клокочущее от подземного дьявольского жара? Этот грохот, глухой и страшный? Этот запах вонючего подземелья? Так вот, сынок, ты должен помнить, что королевский трон — это тот же вулкан. Еще страшнее, пожалуй. Прислушивайся, принюхивайся и не прозевай сигнал опасности».
Мудрый был человек и справедливый. И повелитель космоса наградил его по заслугам — дал умереть своей смертью.
Должно быть, король прочитал мои мысли. Он нахмурился и обиженно сказал:
— Напрасно вы так улыбаетесь, Саша. Знаете, сколько моих предшественников имели счастье отправиться к повелителю космоса естественным путем? Так вот, друг мой, всего девяносто четыре, то есть много меньше половины. Теперь вы понимаете, что имел в виду мой незабвенный родитель, когда утверждал, что трон наш стоит на вулкане.
— Ваше королевское величество, — доложил адъютант со вновь вспыхнувшего экрана, — по вашему приказанию стражник Пруззи найден и доставлен во дворец.
— Хорошо, — сказал король, — пусть вползет.
— Слушаюсь, ваше королевское величество.
Дверь в комнату тут же распахнулась, и стражник, которого мы уже видели на экране монитора, быстро полз по ковру, не поднимая головы. Наверное, им двигало верноподданнейшее чутье, потому что он распростерся ровно в трех метрах от короля, которые предписывались этикетом, трижды стукнул лбом о пол. Лба стражник не жалел, и удары получились звонкие, бодрые.
— Сегодня вечером ты пытался продать доброе дело стражник. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я справедлив, терпелив и мудр и всегда выслушиваю последнее слово. Говори. Можешь стать на колени.
Стражник одним текучим движением гимнаста оторвался от пола и стал на колени. Но и на коленях он стоял не вертикально, а весьма основательно наклонился вперед, отчего поза его выражала удвоенное почтение и готовность мгновенно сорваться с места и броситься вперед по первому приказу своего повелителя.
— Ваше королевское величество, я не собираюсь оправдываться. Быть наказанным королем Эша — величайшее счастье. И если ваше королевское величество дарует жизнь хотя бы двум моим несмышленым сыновьям, они с гордостью и восторгом будут помнить всю жизнь, что их отец был наказан самим обожаемым повелителем Эша.