Дается команда на выход. Ощетинившийся стволами транспорт с лязгом трогается. Сначала укатывает БМП с головным дозором.
Механ-контрактник там бодрый, ездить по-взрослому еще в Грозном научился, потому и не сожгли его до сих пор. С места берет так, что десант едва не падает. Затем идет остальная бронетехника, разбавленная одной зенитной установкой. Без этого скорострельного агрегата в бою никак. Выдает свыше двадцати выстрелов в секунду.
Минута работы – и у противника все в дырках. Захватить исправную зенитку – голубая мечта духов. С ней можно и против легких
“коробочек” бороться. Дырки в броне должны получаться не хуже, чем в укрепленных строениях. Чего уж там надеяться на тонкостенное железо, если “зушка” бетонные столбы легко срезает.
Уходящих крестит духовный наставник из Ставропольской семинарии
Николай. Священника обдают облака удушливой пыли, но иерей не сходит с обочины. Что ему эта пыль? Люди навстречу непредсказуемой судьбе идут, в геенну огненную. Он поднимает глаза к неподвижному серому небу и едва шевелит губами:
– Уповаю на милость Твою, оборони ратников от пуль да осколков вражеских, дай силу и мужество им…
Вместе с полком Николай прошел не один горячий участок, отпел множество погибших, он знает, чем может быть чреват каждый день, каждый час на этой немирной земле. Православных в боевых порядках федеральных сил подавляющее большинство. Но к его молитвенной защите прислушиваются и мусульмане в погонах. Здесь есть ребята из
Татарстана, Башкирии. Бог един, рассуждают они. Может и спасет в черный час.
Начальник колонны находится в одной из бэшек, он нервничает и без конца курит. Сигареты самые дешевые, без фильтра, других здесь нет.
Тяжелые они, никотинового эффекта хватает надолго. Но сейчас не тот случай. Есть отчего волноваться. Вышли наобум, наудачу. В идеале стоило провести предварительную разведку маршрута и иметь пару вертолетов огневой поддержки над головой. Чувство надежности, когда сверху прикрывают Ми-24, не передать словами. Двигаешься по трассе король королем, а вся нечисть заранее разбегается, чтобы в клочья ее не разнесли.
Но когда тут придерживались всех правил военного искусства? Бывало, ходили на штурм укрепрайонов, а вместо этого сами оказывались в окружении, где и сидели бестолково, озабоченные собственной охраной и выживанием. Да и время, как всегда, не терпит. Один из населенных пунктов, за которые отвечает полк, перешел в руки противника.
Товарищи по оружию блокированы в административных зданиях, ведут тяжелый бой. Село кишит боевиками. По последним данным, они выгоняют из домов местных жителей и теснят их на центральную площадь.
Не иначе, будут хвалиться своей силой и обещать страшные муки
“предателям”, сотрудничающим с федеральными властями.
Павлик аккуратно наводит снайперку на цель, шмыгает от волнения носом. Тайга смотрит на гибкую тоненькую фигурку, двигающуюся по пыльной дороге, и ждет развязки. Сейчас грянет рукотворный гром, маленькая фигурка дернется и рухнет. Будет мучиться, гадает Тайга, или сразу умрет? Цель – это местная девушка. Наверняка со вкусом одетая и красивая. Очень хочется увидеть ее лицо, но отсюда не получается: слишком далеко.
– Куда лучше пальнуть? – лихорадочно спрашивает совета Павлик. – В голову?
– Промажешь ведь, – усмехается Тайга. – В корпус бей. Выстрела два-три, чтоб с гарантией.
Они лежат в наблюдении, где-то за полкилометра от линии своей обороны. Вторые сутки уже лежат, забыли, видать, о них. Или на базе стряслось что. А девицу Павлик присмотрел еще раньше, когда остатки их мотострелкового полка окопались на этой проклятой земле.
Нехорошее дело задумал сейчас напарник, но Тайга ему не мешает. Хотя может выбить юнцу зубы и опустить почки, чтоб не подставлялся зря.
Но старый контрач терпит. Как бы там ни было, Павлик со всеми его закидонами лучше врагов. А они здесь – в любом обличье.
Волки-оборотни… Держаться надо вместе на этой паскудной войне, рассуждает Тайга, авось и поживем еще на белом свете.
– Нет, не могу, – вздыхает Павлик и откладывает снайперку.
Сволочь! Собрался стрелять, так стреляй! Баба была как на ладони!
Тайга хватает винтовку, прижимается к потному наглазнику прицела.
Надо прекращать этот цирк с охотой за сокровищами. Но уже поздно, девушка скрывается в железном павильоне автобусной остановки.
Павлик тихо воет и бьется лбом об сухую окаменевшую землю.
– Все равно я тебя сниму, – шепчет он. – Рано или поздно сниму, слышишь?
– Ладно, – успокаивает его Тайга. – Потом девчонку застрелим, когда обратно пойдет.
Напарник немного оживает. Его лицо светлеет от надежды.
– Правда? – недоверчиво, как ребенок, спрашивает он. – Может, сам ее замочишь? А я сбегаю потом, жмурика обчищу.
Павлик говорит о золотых украшениях, которыми якобы увешана девица.
Напарник Тайги хоть и смахивает на ненормального, но по части обогащения далеко не промах, ничем не гнушается. Наверное, за крупинкой драгметалла даже в могилу залезет. На полевой базе его нычка уже полна всякой ценной мелочевкой. Если жив останется, миллионером на гражданку вернется.
– Так и быть, – соглашается Тайга. – Сам ее убью, если у тебя кишка тонка.
Предвкушая добычу, Павлик растягивает губы в идиотской улыбке и благодарно трясет Тайге руку. Потом прячет дурную голову за вещмешок с продовольствием и налаживается покемарить.
Девушку с остановки забирает ржавый “ПАЗик”. В автобусе полно народу. То ли беженцы это, а может, на базар все в одночасье собрались. Тайга отщелкивает магазин СВД, выбрасывает все патроны и заново его снаряжает. Не хватало еще облажаться, когда время стрелять придет.
На марше возникает задержка. У колодца, что находится на развилке с брошенной шашлычной, стоят старенькие “Жигули”. Машину и водителя уже проверили пацаны с головной БМП. Все чисто, никаких тебе
“произведений” подрывника или оружия с боеприпасами. Тут же машет руками, умоляя остановиться, славянская женщина. Начальник дает
“добро”, и колонна замирает. Он спрыгивает на землю и идет разбираться.
Выясняется, что легковушка сломалась. А женщина ищет сына, еще в декабре попавшего в плен под Хасавюртом. Добрые люди сказали, что его увезли в горы, но перед этим пленного держали в том населенном пункте, куда движется колонна.
Женщина показывает подошедшим мотострелкам фотографию, плачет.
Карточку прислал сын после принятия присяги. Фото просто отличное, снимал профессионал. Парень серьезен, в новенькой, еще не обмятой форме, белый подворотничок торчит ровно на толщину спички. Почему-то эта деталь сразу бросается в глаза. Видать, сержанты в его части хорошо молодых воспитывали. Приехать на присягу мать не смогла, уж больно далеко. Кто же знал, что все так получится? Теперь она отправилась в куда более долгий и тяжелый путь. Впереди неизвестность, но она мать, она верит в лучшее.
Гражданских лиц брать в военную колонну запрещено. Однако сердце начальника не выдерживает, да и правила нарушать не впервой. Он слышал о горькой судьбе того подразделения из полка Внутренних войск. Духи перегородили дорогу женщинами и стариками, пошла толкотня и разоружение солдат, так и перетаскали по одному человеку к себе.
Несчастную мать определяют в БМП к санинструктору. На обочине находят две фанерки, на которых жирно выводят гуталином: “Не стреляйте! Здесь мирные жители”. Импровизированные аншлаги крепятся на обоих бортах боевой машины. Враги, они хоть и уроды отъявленные, но тоже люди, до сих пор такие объявления срабатывали.
Воспользовавшись заминкой, солдаты хватают пластиковые бутылки, канистры и нагло, без разрешения, кидаются к колодцу. Старшие по званию не возмущаются. Самим хочется свежей, живой воды, а не той коричневатой жидкости, что доставляют раз в неделю на базу в замызганных автоцистернах. Ее обеззараживают кипячением и пантоцидом, но желудки все равно не выдерживают. Водитель-частник, везший русскую женщину, из местных, поэтому он благоразумно ретируется подальше от служивых. Схватят еще по подозрению в пособничестве партизанам, пропадешь с концами.