– Начальников здесь тьма – Оперативный штаб по проведению контртеррористической операции (КТО), командование Объединенной группировки войск на Северном Кавказе, все спец службы сидят умничают, но вроде договариваемся – работаем.
– А что с пленниками, – осторожно спрашивает Дима, прихлёбывая горький растворимый кофе из железной банки. Я рассматриваю огромную подробную карту Чечни с пометками и флажками.
– Живые – живые, – успокаивает Востриков. Слезно просил ГРУ- ов доставить языка хоть одного. Привели двух, молодцы. И мы все знаем, что многих захваченных в плен, допрашивают на месте и до базы не доводят…
Пошли в зиндан, т.е. тюрьму, где временно содержались заключенные. Тюрьма – несколько облезлых вагончиков с решетчатыми окнами и пару охранников с автоматом. Перед вагончиками кто – то посадил деревья, на которых беззаботно прыгали воробьи. Склонив головы птички, посматривали на гостей своими темными глазами – бусинками.
– Смотрите не тюрьма, а курорт, отапливаемые вагончики, подушки – матрацы. В первую компанию задержанный в ямах содержали, а тут почти гостиница – комментирует сопровождающий майор.
Боевик один молодой, второй старый. Первый вообще школьник, худой с подбитым глазом, про таких мы говорим «за 100 долларов пошел в горы», чтобы прокормить семью под уговорами ваххабитов. Он похож на рисунок первоклассника – нескладный и нелепый. Второй более – матерый: глаза у него большие, но некрасивые – злые как у волка, ресницы, словно пеплом присыпанные. Смотрит, не моргая, губы сжимает плотно, вытягивает в нитку, играют желваки, которые двумя кобелями рвутся наружу. Мы садимся на скрипучие стулья и спокойно начинаем опрос по интересующим нас вопросам.
Начинаем со «старого», зовут его Хамид и совсем он не старый – лет сорок, только жизнью побитый. За плечами вторая война и ненависть. Хамид, тихо говорит:
– Я все уж сказал, где схроны не знаю, деньги платили старшие групп, нашего главного арба Аида, убили. Карты и позывные были у него, больше ничего не знаю.
– А, ты вроде с одного тейпа с Масхадовым, Аллерой, чуть ли не дальние родственники, – осторожно спрашивает Дима. Я рисую на листе круги, так чтобы не видел Хамид. Аслан Масхадов обладал знатным происхождением. Его семья принадлежала к одному из самых влиятельных и крупных тейпов – Аллерой. Еще в советское время тейпы Эгхашбатой и Аллерой считались сепаратистскими. Масхадов оставался Президентом республики, был влиятельным лицом и по нашим данным прятался в горах с группой боевиков и охранников.
– А вот вы куда… ответил Хамид. Да я с тейпа Аллерой, но с Масхадовым дел не имею, виделся с ним несколько раз до начала второй войны… Где я и где он? Я обычный воин, а он Президент.
– Зачем воевать пошел? – интересуюсь я и рассматриваю его шрам на левой щеке. Шрам еще свежи и широкий, наверное, время зашивать рану не было.
– Магомет Ярагский говорил, что для мусульманина исполнение шариата без газавата не есть спасение. Кто исполняет шариат, тот должен вооружиться во что бы то ни стало, бросить семейство, дом, землю и не щадить самой жизни. Кто последует его совету, того бог в будущей жизни с излишком вознаградит. Если вы будете убиты в сражении, рай вам награда, – начал бросаться заученными фразами Хамид.
Фанатик подумал я и продолжил рисовать бессмысленные фигурки на очередном листе бумаги. В начале XIX века Ярагский стал творцом нового учения, направленного на процесс освобождения Кавказских народов от «гнета Российского царя». Ярагский был умный мужик, знал несколько языков, был наставником Шамиля в войне с русской армией.
– А в тюрьму лет на 15 -ть не хочешь уехать? – спрашиваю я и рисую слоника похожего на облако.
– Если в горах умереть не боялся, то и тюрьма не страшна, на все воля Аллаха, – отвечает Хамид и безучастно смотрит на свои пальцы. Ладонь у него крупная и сильная. Сколько он этими руками наших солдат убил, сам бог не знает. По словам Вострикова, Хамид лично причастен к казни наших захваченных в плен солдатов.
Допрос затянулся, молодой по имени Усама хотел сотрудничать и говорить, но он вообще ничего не знал, в горах пробыл всего месяц. На одном из этапов допроса пустил почти детскую слезу:
– Запутали ваххабиты, так все красиво рассказывали, несколько раз в село приходили. Обещали денег и оружие. Рассказывали о священной войне и жизни в раю в случае смерти в бою с неверными. Вот и пошел. Работы совсем нет, – торопливо, словно оправдываясь, говорил Усама. Мне казалось, что у Усамы слезы не настоящие, пресные и искусственные.