Я была в восторге, и гарнитур, полученный мною от мастера, стал моим любимым. И потому не возникло вопросов, к кому обращаться, когда мы с Танияром приняли решение о форме оправы, в которую должно быть заключено «дыхание Белого Духа». Сам каан отправился к ювелиру и велел сделать два кольца, не добавляя иных камней, кроме кристаллов, которые он принес.
Срок был назначен всего в три дня, но Урзалы успел. Моя мерка у него уже была, мерка с пальца каана была снята, и наш ювелир взялся за дело. Самым драгоценным в перстнях был кристалл, впрочем, это вполне понятно, никакой металл не может сравниться с даром Создателя. Сами кольца были отлиты просто и без затей, это было нашим пожеланием, переданным мастеру Танияром, но Урзалы вновь проявил некоторую самостоятельность, потому оправой к «бусине» стала птица арзи – спутник Нушмала и символ каанского рода Зеленых земель. Ювелир сотворил из кристалла голову арзи, а крылья пустил по ободку кольца. Вышло весьма недурно, и Танияр накинул за выдумку еще арчэ. Но это я узнала, когда каан достал наши кольца утром, собирая меня в обратный путь.
– Танияр, – позвала я, налюбовавшись на орнамент и на перстень. И когда супруг обернулся, я произнесла с ноткой раздражения: – Сколько положено шутить над брачной ночью?
Он пожал плечами и ответил:
– Никто срок не устанавливал. Обычно друзья подшучивают над мужем. Это просто веселье. Тебе не нравится?
– Смущает, – призналась я.
– Я тебя понял, – кивнул Танияр и поднял руку: – Довольно. Кому есть что сказать, потому договорите.
– Да что тут говорить? Уже наговорились, – заверили его воины, и до Иртэгена подначек уже не было.
Впрочем, я понимала их острословие. Этому десятку не довелось участвовать в гульбище, и всё, что им осталось, – это развлекаться за счет молодоженов, чтобы хоть что-то урвать от праздника, прошедшего мимо, пока ягиры стерегли подступы к каанской чете, наслаждавшейся друг другом среди трав священных земель. Вот и развлекались как могли. И мне бы даже стало немного стыдно за требование прекратить шутки, если бы не их длинные носы в моей постели. Однако…
Приподнявшись, я ухватилась за плечи каана, чтобы не вывалиться из возка, после поднялась на ноги и склонилась к его уху.
– Было бы недурно наградить их за верность и терпение, – шепнула я мужу.
– Я уже приготовил для них дары, – тихо ответил Танияр, повернув ко мне голову.
Он поцеловал меня в уголок губ и снова устремил взгляд вперед, а я уже не стала садиться. Так и ехала дальше стоя, держась за плечи каана. Танияр придержал Тэйле, чтобы каанша не потерялась по дороге, вылетев на очередном ухабе, но вернуться на сиденье не просил. Похоже, моя идея ехать, обняв его, каану понравилась, а мне тем более. Выпускать своего мужчину из рук не хотелось. И от этой мысли ликование затопило меня, вернув в душу праздник, немного испорченный пошлыми шутками воинов. Мой! Отныне и навсегда.
– Хорошо, – выдохнула я, и Танияр, обернувшись, улыбнулся.
В Иртэген я так и въехала, более напоминая победителя на колеснице, изображение которого всплыло в голове в эту минуту. И, решив поозорничать, я подняла руку и помахала иртэгенцам, остановившимся при нашем появлении. Впрочем, мое озорство поняла только я, потому что люди подняли руки в ответ, и в нашу сторону понеслись подначки того же характера, что и шутки ягиров. Коротко вздохнув, я наконец смирилась. Пусть поскорее отвеселятся и успокоятся. Переживу. И когда каан поднял руку, чтобы прекратить народное веселье, я остановила его:
– Пускай. Уже скоро дом.
А дома нас ждали моя мама и Сурхэм, более никого из «родственников» не было, да в них теперь и нужды не было. Признаться, я ожидала, что прислужница тоже не упустит возможности сказать что-нибудь этакое, но она только вздохнула и отправилась на кухню. Отгадка этому была проста – шаманка. Она сама не отпускала сальных шуток и, похоже, запретила это делать Сурхэм.
Удивительно, но она всё еще продолжала слышать мои мысли. Не все, но связь до конца не распалась. И когда я поминала шаманку в своих размышлениях, она это знала.
– Отцу видней, что мне знать надо, а во что нос совать незачем, – так пояснила Ашит нашу связь.
Возможно, она и сейчас услышала, что меня раздражают вольные рассуждения окружающих о прошедшей ночи. А может, попросту уже знала меня достаточно, чтобы сделать необходимый вывод. Хотя, быть может, дело было в самой шаманке и ее взглядах на жизнь. Она ни во что не вмешивалась, пока ее не просили это делать, и не любила бестактность в других. В любом случае я была ей безмерно благодарна за то, что дома я чувствовала себя уютно и легко и могла улыбаться искренне, а не вежливо.