Конечно, имеются и другие параллели. С "Die Ahnen" (Предки), как с бесконечной историей исключительности и специфики народа и семьи можно найти весьма тесные соответствия в хронике "U nás" (У нас), представляющей чешский этногенез и исключительность. Существуют еще "Bilder aus der deutschen Vergangenheit" (Картины немецкой истории) Фрайтага — с литературной точки зрения ценные, и до сих пор являющиеся для нас информационной панорамой историчности — которые, в свою очередь, вдохновили "Staré pověsti české" (Древние чешские предания). Инициатива Йирасека так же имела в виду укрепление чешской точки зрения, ибо каждый взгляд себе за спину — это одновременно надежда на лучшее будущее. Потому "Древние предания" чрезвычайно новочешские, в них имеется очарование рассказом, вместе с тем, как им прибавляется лет, слабеют патриотические духи, предания просто становятся пахучими травами в terra fabulae. Как будто бы Карконош желал сказать: "Парень, добро пожаловать домой!". Или же с благодарностью помнил, что Йирасек написал сценическую комедию под названием "Пан Иоганнес" как выражение уважения к духу наших гор. Потому что тот, кто вызывает его и не желает пробудить его гнева, обязан обращаться к нему, используя псевдоним. Запомните это хорошенько, дорогие чехоразведчики: в случае встречи с Краконошем нужно использовать титулы-заменители. "Пан Иоганнес" — один из наиболее часто применяемых, а вовсе не "пан Ян" — что может казаться несколько странным.
Итак, пан Иоганнес слушает рассказы гроновского барда, чтобы принять решение относительно того, какие следующие позиции включит в свою библиотеку. Назовем ее Robintalium, потому что Рыбрцоул — это еще и Robintalius. О нем много писали по латыни, и в одной из барочных "демонологий он получил это красивое имя. Представляю себе, что в этой грандиозной библиотеке существует раздел под названием "Духи", и что он двух- или даже трехъязычный. Что как раз туда постепенно перебираются педагогические тексты наших и иных литературных профессоров, по мере того, как из них испаряются учительские задания, поскольку народам уже не нужны мифологические ходули. И наверняка сейчас там находится огромная часть произведений Дана или Фрайтага. Ну и, естественно, Йирасек — хотя и не весь.
Творящее сказочный мир искусство Йирасека сыграло свою роль в возрождении нашей государственности и придало чешскому обществу либеральный импульс. Сам же автор являл собой пример политического позвоночника, что у нас было дефицитным товаром. Так что Йирасек попал в политику — как моралист и сенатор (Фрайтага тоже встретила подобная судьба). Тем самым чешский писатель начал длинный перечень здешних литераторов, питающих ряды представителей власти, когда ловкачество перестает быть выгодным. Ибо в стране современных корконтов сильный характер — это тема для литературы.
Йирасек влиял на чешскую жизнь и после Второй мировой войны. Потому что массы для учителей идентичности — это прекрасный ученик. Их тезисы обладают спасительным характером, так что наш Йирасек прекрасно подходил коммунистам как конструкторам рая на земле… а благодаря системе образования, существующей в течение сорока лет, его следы видны и до настоящего времени. Чувствуются мотивы "У нас" — похвала самоограничения, а так же мотивы "Против всех" — страх перед инаковостью. Похоже, нам была бы нужна сага с названием "У них" или большой роман с названием "Вместе со всеми". Но тут я сам себе перечу! Ведь это бы означало воспроизведение литературной педагогики и обучения танцев идентичности, которые сегодня исполняют только лишь отставшие в развитии народы. Так что не остается ничего иного, как только ревностная вера в Рыбрцоула и его Robintalium… Что когда-нибудь все туда попадет, всяческие писания и мысли подобного рода. Что, возможно, из иных источников и благодаря иной практике мы научимся видеть самих себя как элемент множества различий; что научимся относиться к себе не столь серьезно и больше пытаться почувствовать другого, потому что будем хотеть… уметь общаться с самими собой.
Так это видел другой "робинталский" уроженец. Фамилия его была Чапек, и он писал замечательные книжки… Мир его был светлым и не только лишь черно-белым. В качестве одного из первых он творил крупную прозу, в которой, правда, нельзя укрыть карконошских влияний. Его большие произведения тоже можно назвать сказками — только чудеса в них совершат, в основном, наука. История в них теряет старую цель и, следовательно, давний смысл. Герои должны теперь противостоять злым изобретениям, эпидемиям и страшным мутациям.