— ГОСПОДИ, ЖЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИ НАМ! Господи, пожалу…
Голос потонул в хрипе, забулькал, и Евгений бросился в темноту – ослепший,
дрожащий,
— Аня?! – закричал он. – Аня, где ты?!
Но почти сразу сильный удар сбил его с ног, и он почувствовал, как чьи-то
паучьи пальцы вцепились ему в шею, а потом пропахшая костром рука зажала рот.
Пальцы протиснулись между губами, и он ощутил, какие они горькие, словно
вымазанные в золе. И почувствовал возле уха тяжелое, злое дыхание.
Евгений замычал, задергался, пытаясь вырваться, а рядом кто-то засмеялся.
— Смотри, Форт, — сквозь смех произнес чей-то голос, — эта сука
обделалась. Эта беременная сука обделалась… Разве мы будем есть эту грязь, Форт? Она вся вымазалась, вся грязная… эта тварь!
И Евгений понял: все было именно так. Так убивали его Аню – глумились
над ней, насыщались ее слезами, ее болью. Теперь он больше не вырывался, не
мычал – беззвучно плакал, сжимая от бессилия зубы. И сильные руки отпустили
его, исчезли в темноте. На их место пришел кто-то холодный и лег рядом, прижавшись ледяными губами к уху.
— Отомсти за меня, отомсти за меня, отомсти… — зашептали губы.
И в слезах Евгений яростно закивал в ответ.
— Я отомщу, любимая!
«Пройдет время и боль утихнет».
Так после Аниной смерти говорила ее сестра.
Но время – странная штука. Оно не лечит, изменяет нас. Евгений помнил, как
стойко, будучи ребенком, перенес смерть отца – без слез прощался с ним у
раскрытого гроба. Но ревел без конца, когда падал с велосипеда, обдирая коленки
и локти. А мать дула ему на раны и мазала их зеленкой.
«Заживет», — говорила она, но он не верил. Однако она оказалась права. Все
изменилось с тех пор, и шрамы от падений исчезли.
«Ты выпей, станет легче», — говорил ему следователь, понимая, что убийцу
не смогут найти. И Евгений верил. И пил. Но боли не становилось меньше, а раны
не заживали.
И теперь ему снова предстояло выбирать, кому довериться. Но разве он мог
простить, когда сам жаждал отмщения?
— Мне сказали, вы больше не оперируете. Почему?
Он стянул с руки виниловую перчатку и бросил ее в мусорное ведерко. Его
последняя пациентка – Даша – сидела перед ним в смотровом кресле, раздвинув
ноги. Евгений только что провел осмотр и теперь передавал ее в руки коллегам. Ей
ставили срок родов через несколько дней, но УЗИ показало, что необходимо
хирургическое вмешательство – кесарево сечение.
— Тебя будут оперировать замечательные врачи, — уклонился он от ответа. –
Можешь одеваться.
Она с трудом слезла и принялась натягивать белье.
— Мне хотелось, чтобы это были вы.
— Глупости. Неделю назад ты меня даже не знала, но все равно собиралась
рожать.
— Мне кажется, будет больно, если это будет делать кто-то другой…
Он посмотрел на нее и снова подумал: «Ей всего девятнадцать… бедный
ребенок, как она справится со всем этим?»
— После родов… кто тебе будет помогать? – спросил он.
Она пожала плечами:
— Мама, наверное… думаю, что вернусь домой, поживу там какое-то
время…
— А где ты жила до этого?
— Со своим парнем, снимали домик недалеко от «Медика»… ну, вы,
наверное, знаете это место…
Он кивнул:
— У меня там была дача… когда-то. И почему же ты не можешь вернуться
обратно. К парню?
— Он умер, — сказала она спокойно и посмотрела на Евгения детскими
глазами.
Он вздрогнул: неужели и он выглядел таким у отцовского гроба?
— Прости…
— Ничего. У меня есть мой сын. Он будет похож на отца.
— Не сомневаюсь, — откашлялся Евгений.
— От парня у меня осталась только собака, — добавила она и улыбнулась. –
Огромный, черный, как бес. Злющий, но меня обожает. Форт.
У Евгения потемнело в глазах. Он задрожал и вцепился рукой в край рабочего
стола.
— Что… что ты сказала? – переспросил он сухими губами.
— Кличка собаки – Форт… простите… вы побледнели… вам нехорошо?
Он не ответил, потому что перед глазами у него стоял огромный черный пес с
бычьей шеей и громадной головой.
— Прости… я совсем забыл, – пролепетал он, — мне нужно на встречу, прости… я должен… торопиться… идти…
Он оставил ее в кабинете, а сам вылетел оттуда пулей и помчался в туалет.
Заперся в кабинке и долго блевал, стоя перед унитазом на коленях. А когда приступ
прошел, он понял, что в туалете был кто-то еще. Не сразу, но Евгений уловил в
воздухе апельсиновые нотки духов. И услышал шаги. В ужасе он прижался к