– Извольте, ваше величество, – снова поклонился лекарь. – Видите, я уже пью… Фу, ну и гадость! Простите, ваше величество! Это очень полезная микстура, настоенная на тринадцати травах, произрастающих на горных лугах.
– Ну, хорошо, – нехотя согласился король, принимая мензурку с микстурой из рук лекаря. – За здоровье короля Речи Посполитой! – сказал он и одним духом проглотил лекарство, после чего почмокал так, будто выпил драгоценное столетнее вино. – Вкус тонкий, хотя многовато горечи. Но в целом съедобно.
Через час король Стефан Баторий, отказавшись от завтрака, пожелал осмотреть «места боевой славы польского оружия». И первым делом пан Грифовский услужливо сопроводил его величество на холм, откуда еще вчера стреляла по Соколу орудийная батарея.
– Это все, что осталось от моей самой большой пушки? – поинтересовался король, с интересом разглядывая разорванное орудийное дуло.
– Здесь, на этом самом месте, произошло главное событие вчерашнего сражения, позволившего нашим славным воинам взять эту неприступную крепость, – велеречиво пояснил пан Грифовский. – При этом погибло много солдат с той и с другой стороны. Потери уже подсчитываются. Но крепость Сокол, гарнизон которой осмелился противостоять вашим смелым солдатам, пала. И так будет с каждой крепостью, каждым городом, кто только попробует противиться вам, ваша королевское величество!
– Жаль пушки, – не слушая спич пана Грифовского, задумчиво произнес Стефан Баторий. – Вот и доверяй после этого наемникам… Если бы не этот чертов Гансик, большая пушка продолжала бы радовать меня и нагонять страх на всех врагов Польши. Кстати, что сталось с мастером Гансом Штольцем?
– От него не осталось мокрого места, – ответил пан Грифовский.
– Что вы говорите? Мокрого места?.. Ай-яй-яй, как жалко пушки!..
– Остались целыми подручные Штольца, – напомнил подчаший Порский, находившийся в свите короля.
– Опять несносные франки? – сделав кислую мину на физиономии, спросил Баторий.
– Германцы, ваше величество, – поклонился подчаший.
– А зачем нам подручные? Нам нужны мастера. Найдутся другие. Пока есть золото в моей казне, мастера всегда найдутся. Всех подручных вон! Так что там с нашими потерями?
– Убитых шестьсот восемьдесят два человека, раненых – тысяча триста пятнадцать, – доложил пан Грифовский. – Это пока самые приблизительные подсчеты, ваше величество.
– Это много, – покачал головой король. – Это большие потери. Если за каждую крепостишку я буду платить такую огромную цену, то до Москвы доберемся только мы вдвоем с метром Делиже… Ха-ха-ха! – рассмеялся король противным дребезжащим голосом, которому вторила вся свита. – И то, если до этого я не познакомлю лекаря с палачом!.. Эй, кто там скачет на белом коне? На белом коне могу скакать только я! Скорее всего, это гонец, который собирается известить нас о подходе резервных сил из моего королевства…
Всадник в запыленной одежде, соскочивший со спины взмыленного жеребца, протиснулся сквозь свиту короля и низко поклонился Баторию.
– Я с дурными вестями, ваше величество, – сказал он. – Разрешите доложить.
– Нет, лучше отойдем подальше, а то тут кругом одни предатели, – король погрозил хлыстом своей свите.
Когда король и посланник спустились с холма, Баторий милостиво позволил вновь прибывшему говорить. Узнав, что никаких подкреплений в ближайшее время не прибудет из-за того, что на юге Речи Посполитой взбунтовалась чернь, Баторий впал в неистовство. Досталось от него и посланнику, и новому командиру гусар, и даже скромному подчашию – всех их король «наградил» ударами своего хлыста. После чего, немного поостыв, он заявил во всеуслышание:
– Мои доблестные воины, одержавшие славную победу над русской крепостью, возвращаются назад. Мы должны покарать наших врагов внутри Польши. А в новый поход на Московию мы отправимся позже. Пускай московиты трепещут в ожидании наших будущих блистательных побед!
С тем польское воинство и повернуло назад, покинув разграбленную и спаленную пограничную крепость, которая выполнила свое главное предназначение – насмерть стоять на защите земель русских. Сколько же их было таких вот крепостишек, по большей части канувших в лету неизвестными, отбивавших охоту у иноземных ворогов «гулять по Руси Великой с огнем и мечом»! Много их было. Но все они остались безвестными, а вот скромный Сокол почему-то запомнился…
Генрих-цапля и Толстый Фриц, позабытые-позаброшенные, сидели в крытой повозке мастера Штольца и вели невеселую беседу о своей дальнейшей судьбе.