Вера с удивлением посмотрела на подошедшую, пожала плечами, но имя свое тоже назвала. Неудобно иначе.
— Знаю, что Вера и что фамилия Булич. Поэтому и подошла. Разговор у меня серьезный. Так вот: я хочу пригласить тебя в политический кружок. Нелегальный. — Последние слова Маша произнесла шепотом, пристально глядя Вере в глаза.
Верочка почувствовала, что щеки у нее пунцовеют, а Маша продолжала:
— В кружке ты узнаешь правду о жизни. Мы знаем, почему тебя выгнали из института: ты была против правительства. Вот поэтому зовем к нам.
«Что это — сон?» — думает Вера. Она ничего не понимает. В голове настойчиво бьется одна мысль: «Я против правительства?»
«Да так ли это? Что это означает?» А Мясникова не уходит. Она ждет ответа и прямо, настойчиво смотрит Вере в глаза. Веру охватывает стыд: «Да ведь Маша подумает, наверняка подумает, что я просто трусиха».
— Хорошо, — говорит Верочка поспешно, — хорошо. Я приду, непременно приду.
— Тогда постарайся запомнить, — Мясникова улыбается, словно говорит о веселом пустяке. Она называет адрес: — …Спросишь Григория.
Верочка кивает, пытаясь дышать ровнее и сдержать сумасшедший стук сердца.
Весь день она не находит себе места, все валится из рук. Она не может думать ни о чем, кроме предстоящего посещения кружка. Дома даже отец, обычно рассеянный и ничего не замечающий, обращает внимание:
— Что с тобой, доченька?
Вера досадливо бормочет что-то себе под нос вроде: «Тебе показалось».
Поздно вечером, когда из палисадника уже потянуло сыростью и холодком, Вера незаметно выскользнула из дому. Повторяя в уме адрес, она почти бежала по улице.
Вот и нужный дом. По каменной лестнице Вера торопливо поднимается на третий этаж. Несколько минут она стоит выжидая, прежде чем позвонить. Дверь открывает высокий худой парень в сатиновой косоворотке, подпоясанной шелковым шнурком с кисточками на конце.
— Мне Григория.
— Я Григорий, проходите.
В комнате, где она очутилась, оказались знакомые гимназистки. Это сразу успокоило ее. Вера тихонько садится в угол и прислушивается к разговорам. Рядом ожесточенно спорят двое молодых людей, один похож на поэта времен французской революции. Он тычет товарища кулаком в плечо и кричит:
— Да пойми же ты, голова садовая! Анархия — это и есть настоящая свобода. Свобода без всяких оговорок! Вы просто не понимаете ее сути. Вам за ней чудится только беспорядок.
— Мели, Емеля, — улыбается парень, открывший Bерочке дверь. — Анархия — по-гречески безвластие.
— Ну, тебя, Григорий, не переспоришь, — махнул рукой приверженец анархии. — Ты ведь все талмуды перечитал.
Верочка только вертит головой, не понимая почти ни слова из того, что здесь говорят. Она успела заметить, что Григория все слушают внимательно. Может быть, потому, что он рассуждает меньше других.
Приглядываясь к нему, Вера мучительно старается вспомнить, где она видела этого молодого человека. В его повадке, в манере говорить — явно знакомые черты. Но где? Когда?!
Григорий подходит к Маше Мясниковой. Они о чем-то негромко беседуют. До Веры долетают только некоторые слова:
— Гектограф… обучить… «Шаг вперед, два шага назад».
Сразу Вера не могла вспомнить, где она встречала Григория. И лишь дома, уже лежа в постели и перебирая в памяти путаницу разговоров и впечатлений минувшего дня, она вдруг набрела на след. Конечно, это был он! Как она сразу не вспомнила тот день!..
Зима… Окраина города… Узкие сани, и в них человек в студенческой тужурке. Волосы у него заиндевели, и он кажется совершенно седым. Студента держат двое жандармов. Вокруг переговаривается толпа. Внезапно студент, стряхнув жандармов, встает во весь рост.
— Товарищи! Царское правительство, полиция и попы…
Пожилой черноусый жандарм зажимает ему рот и бьет по глазам кулаком. Взметнув за собой тонкую снежную пыль, сани исчезают за поворотом…
Так вот он какой, этот Григорий! Вера лихорадочно старается представить его лицо, фигуру, жесты, отыскать в них печать героизма и страдания. Но память услужливо подсовывает ей облик обыкновенного человека, в котором нет ни одной романтической черты. Худое, немного усталое лицо, темные, без блеска, глаза и тихий спокойный голос.
Кружок чаще всего собирается у Григория. Месяца через два Вера узнала, что его фамилия Вечтомов[11].
Приходят к нему поодиночке; читают брошюры, книги, вместе разбирают прочитанное. Иногда Маша приносит рукописные листовки, призывающие к борьбе с самодержавием. Она учит Веру переписывать их печатными буквами, размножать на гектографе.
11
По данным ЦГА Татарской АССР (ф. 2, д. 1479, л. 6), начальник самарского губернского жандармского управления в письме к начальнику казанского жандармского управления утверждает, что автором письма «В Париж, Булич, для Веры» от 12 февраля 1908 года за подписью «Гришка» является «студент университета Вечтомов Григорий Александрович, председатель комитета РСДРП(б) в Казани».
Действительно, находясь в Париже в эмиграции, Вера Петровна получила от Вечтомова Г. А. информацию о положении в большевистском подполье. Эту информацию Вера Петровна через Людмилу Сталь и Р. С. Землячку переслала в Швейцарию В. И. Ленину, где она была опубликована в газете «Пролетарий».