Прочитав радиограмму еще раз, Дружинин позвонил дежурному, чтобы выяснить, когда отправляется из Москвы в Венгрию ближайший по расписанию самолет. Потом попросил срочно вызвать лейтенанта Строгова.
Живший за городом Веня приехал примерно через час. Дружинин уже получил санкцию на командировку лейтенанта в Будапешт. Вручая ему перед отъездом на Внуковский аэродром пакет с фотографиями Мальта, Николай Васильевич сказал:
— Для нас очень важно, чтобы операция по захвату Мальта не бросила ни малейшей тени на источник информации о нем. Позиции Сологубова в американской «Службе-22» должны быть прочными. Поэтому передайте нашим венгерским друзьям, чтобы Мальт, по возможности, был арестован не один, а с теми из своих сообщников, с кем он будет в Будапеште встречаться, и как бы по их вине...
С этим напутствием Веня и покинул Москву. Это было ровно в десять, в воскресенье, двадцать первого октября.
Дружинин с нетерпением ожидал его возвращения. Прошел один день, второй, третий. И тут радио известило о чрезвычайных событиях в Венгрии.
Дружинин услышал это сообщение перед сном и сразу подумал: дело Мальта, по которому лейтенант Строгов оказался в Будапеште, видимо, надо рассматривать в прямой связи с происходящими там событиями. Эта мысль всю ночь беспокоила Дружинина, из-за нее он плохо спал. А утром, как только почтальон принес свежие газеты, он нетерпеливо набросился на них. На четвертой полосе было напечатано:
«Попытка контрреволюционного путча в Будапеште.
Будапешт, 24 октября (ТАСС). Вчера поздно вечером подпольные реакционные организации предприняли попытку вызвать в Будапеште контрреволюционный мятеж против народной власти. Эта вражеская авантюра явно готовилась в течение длительного времени, причем силы зарубежной реакции систематически подстрекали антинародные элементы к выступлению против законной власти.
Нападениям подвергся ряд государственных и общественных учреждений и предприятий. Распоясавшиеся фашистские молодчики начали грабить магазины, бить стекла в жилых домах и учреждениях, пытались разрушать оборудование промышленных предприятий. Отряды бунтовщиков, которым удалось захватить оружие, и диверсанты вызвали в ряде мест кровопролитие...»
«Да-а, — сказал себе Дружинин, прочитав сообщение. — Дело, выходит, намного серьезнее, чем предполагал Сологубов. Тут уж не локальной диверсией пахнет, не те масштабы».
Но истинные масштабы мятежа в Венгрии, подготовленного подпольными фашистскими организациями при поддержке американской, западногерманской и английской разведок, раскрылись перед ним значительно позже, когда он в конце 1956 года вплотную приступил к следствию по делу арестованного в Будапеште и доставленного специальным самолетом в Москву Пауля Мальта.
В Венгрию Мальт прибыл с паспортом корреспондента западногерманского телеграфного агентства. Но это выяснилось уже потом. А в первый момент он был обнаружен по фотоснимку, когда спускался по трапу из самолета на будапештском аэродроме. Его взяли сразу под наблюдение, установили гостиницу, в которой он снял номер. Вернуться туда ему не пришлось. В тот же день, поздно вечером, его арестовали на конспиративной квартире в районе Восточного вокзала вместе с небольшой группой «боевиков» — руководителей диверсионных «семерок», созванных для последнего инструктажа.
На следствии Мальт показал, что подготовка контрреволюционного путча велась по двум основным направлениям: во-первых, формирование подпольных контингентов в самой Венгрии, во-вторых, обучение диверсионно-террористической агентуры американскими и западногерманскими разведцентрами на территории ФРГ.
Всего в Западной Германии для участия в мятеже было заблаговременно подготовлено и обучено более одиннадцати тысяч венгерских контрреволюционных эмигрантов. В частности, кадры мятежников готовились в Траунштейне (Верхняя Бавария), откуда они группами перебрасывались в Австрию, а затем на санитарных самолетах и автомашинах Красного Креста — в Венгрию. В Баварии же, близ Графенвера, была другая учебная база, с которой по ночам стартовали американские самолеты без опознавательных знаков. На их борту находились агенты, специально обученные тактике уличных боев и диверсионно-террористической деятельности. Они сбрасывались на парашютах над Венгрией.
Обо всем этом Дружинин прочел в следственном деле, которое было прислано вместе с самим Мальтом из Будапешта. В высшей степени интересные в определенном аспекте эти факты, однако, для Дружинина могли служить только в качестве вспомогательного подсобного материала. Объектом его следствия была другая сторона дела: все то, что касалось отношений Мальта и генерала Мишутина в годы войны. Этим он и продолжал теперь заниматься.
Вначале, перед тем как приступить непосредственно к допросу Мальта, Дружинин еще раз просмотрел все относящиеся к нему донесения Сологубова, и особенно внимательно те из них, где говорилось о пребывании Мальта в Летцене, в штабе «остлегионов».
Кроме этого, Николай Васильевич располагал материалами немецких архивов. По счастливой случайности, в руки ему попало личное дело абвер-офицера Мальгена. Наряду с другими документами там имелось несколько характеристик на него. В одной из них было написано:
«Пауль Мальген является преданным сторонником национал-социализма, закаленным в беспощадной борьбе с врагами рейха. В работе проявил себя большим мастером своего дела. В порочных связях не замечен. Неоднократно отмечался наградами фюрера. Обладает стойким нордическим характером...»
На первом же допросе в Венгрии этот человек с «нордическим стойким характером» предложил свое сотрудничество против американской разведки, в которой служил с первого послевоенного года. Ради спасения собственной жизни Мальт был готов на все. Отчасти именно этим объяснялась его «полная откровенность», как он сам выражался, и на последующих этапах следствия. Своим демонстративным «раскаянием» он зарабатывал снисхождение.
Но это, пожалуй, являлось не главной причиной покладистости Мальта на допросах. Дружинин припирал его к стенке фактами, от которых было трудно увильнуть. Через ГУК Министерства обороны подполковник разыскал несколько бывших советских военнопленных, в 1942—1943 годах находившихся в лагерях на территории Польши и Норвегии, где Мальт вербовал добровольцев в «остлегионы», и устроил им очную ставку с ним. Аналогичным путем Дружинин сумел доказать преступный, варварский характер «работы» Мальта с пленными советскими офицерами в самом Летцене, где он «обслуживал» штаб «остлегионов» генерала Кастринга.
Так, постепенно сужая кольцо неопровержимых улик, Дружинин шаг за шагом шел к цели: прояснить обстоятельства, при которых имя советского комдива Мишутина в гнусных целях было использовано врагом. Следствие длилось более пяти недель. Наконец настал день, когда Дружинин смог сказать себе, что сделал все, чтобы пролить свет на трагическую историю в Летцене.
Вот как она произошла.
Летцен находился недалеко от Растенбурга, в глубоких подземельях которого размещалась ставка Гитлера — «Вольфсшанце» («Волчья яма»).
Это соседство генерал Кастринг считал не особенно удачным для себя: вызовы в ставку, по его мнению, были неоправданно частыми. А впрочем, он, может быть, ошибался. Причин для его систематических приглашений в Растенбург, пожалуй, имелось достаточно. С тех пор как после провала расчетов на молниеносную кампанию в России фюрер издал приказ об активном использовании советских военнопленных в формированиях вермахта, Кастринг они дня не знал покоя. Привыкший работать планомерно, размеренно, с вышколенным, хорошо обученным контингентом, он теперь был вынужден большую часть своего служебного времени непроизводительно тратить на разрешение бесконечных вопросов, связанных с комплектованием подчиненных ему «остлегионов»: желающих служить в них находилось мало, явно недостаточно для выполнения тех задач (по охране коммуникаций и тыловых объектов вермахта), которые были поставлены перед этими подразделениями.