— Успешно они действуют?
— По нашим сведениям — да.
Дзержинский вернулся к столу, взял спички и закурил.
Выехав из Харькова, Матвей добрался лишь до станции Чаплино. Дальше пассажирские поезда не шли: только воинские эшелоны. Пришлось идти пешком до Дибровки. Там Бойченко узнал, что выбитый из Гуляй-Поля Махно со штабом и культотделом обосновался в Туркеневке. Воспользовавшись махновскими документами, Бойченко быстро достал подводу и вечером подкатил к хате, где квартировал Гордеев. В гостях у Ильи он застал Барона, Аршинова-Марина и Суховольского.
— А где Померанцев? — заглядывая через плечо Матвея, словно ища спрятавшегося наборщика, полюбопытствовал Аршинов.
— Стоило меня гонять! — с обидой проговорил Бойченко. — Какой же вы мне дали адрес Мрачного в Дергачах? Постучал я в тот дом, дверь открыла девушка. Я спрашиваю: «Здесь Мрачный живет?» А она рассмеялась: «Какой мрачный? Сам ты, парень, мрачный! Здесь только веселые живут», — и дверь захлопнула у меня под носом. А где же я без Мрачного Померанцева буду искать? Зря прогоняли!
— И правда! — воскликнул Суховольский. — Ты что ж, Барон, сам же посылал Лаврова в Харьков сообщить Мрачному, чтобы тот переходил на нелегальное положение. А Матвея забыл предупредить о новом адресе. Впрочем, Померанцев в этой заварухе не нужен...
— Безобразие! — взорвался Аршинов. — Это безобразие, Барон. Посылаем человека в Харьков, где он рискует головой — и даем неправильный адрес. А если бы чекисты оставили на старой квартире Мрачного засаду? И так сколько людей потеряли! И снова бездумно рискуем верным человеком. Это безобразная безответственность!
В ответ на выговор Аршинова Барон постарался отшутиться.
— Все хорошо? — спросил Илья, когда они с Матвеем остались одни.
— Нормально. Тебе Янушевский передал личное задание: во что бы то ни стало окончательно рассорить Нестора Ивановича с Бароном. Это очень важно.
— Это я сделаю. Между ними трещина образовалась уже после записки на мельницу, а теперь эта глупая история с адресом Мрачного. Видел, на него даже Аршинов взъелся. А уж он не преминет рассказать все батьке. Почему ты все-таки Померанцева не привез?
— А как ты думаешь?
— ЧК не заинтересована в том, чтобы у Махно печатались газеты, листовки, да еще на украинском языке.
— Молодец...
Утром, проходя мимо штаба, Матвей услышал, что его окликнули, обернулся и увидел Найденова. Бойченко поднялся на крыльцо, но дорогу преградил часовой.
— Не велено...
— Пусть зайдет, — сказал в окно Найденов.
Обнялись. Найденов был худ, беспрестанно покашливал. Болезнь согнула его, он казался горбатым.
Разговорились.
— Как Белаш? — спросил Матвей.
— Очень осторожен. Сдерживает батьку с этим экспериментом. С Поповым из-за этого на ножах. Еще с весны, с Белозерских хуторов. Там они от нечего делать совсем перегрызлись. Попов называл Белаша липовым стратегом, а Белаш Попова садистом и хамелеоном. Он прямо заявил Попову, что тот не анархист, а эсер и просто прячется среди махновцев.
— А как Левка с Поповым?
— Левка, как начальник разведки, в большой дружбе с Белашом. А с Поповым они враги. Левка часто заходит в штаб, ругается, что Попов то на одного, то на другого командира наговаривает батьке. Махно стал очень подозрительным. Попов этим и пользуется.
Крыльцо заскрипело под тяжелыми шагами. Найденов и Матвей замолчали. Послышался голос Левки Задова. Он что-то спросил у часового, пошел в хату.
— Легок на помине... — прошептал Найденов.
— Что, солдат, все хвораешь? — обратился Левка к Найденову.
— Угу...
— А ты, Матвей, что здесь делаешь? Знаешь порядок? В штаб посторонним не положено.
— Лев Николаевич, — принялся оправдываться Матвей. — Так я на минутку... Вот проведать зашел.
— Проведал — и хватит. Пойдем отсюда.
На улице Левка положил свою лапищу на плечо Матвея. Тот аж пригнулся.
— Вот что, Матвей, — проговорил Левка, подумав. — Не ходи сюда больше... И вообще не шатайся, где тебе не положено. Увидит Попов, да еще нанюхавшись... Просто — порубает. И твой Илья со всеми вашими Баронами тебе не помогут.
После такого предупреждения видеться с Найденовым стало сложно. Случайно встретились на улице и условились, что, когда нужно, Найденов сам зайдет в культотдел.
В культотделе частым гостем стал Барон. Обиженно выпячивая нижнюю губу, он брюзжал на Махно, что тот совсем не считается с ним, как с председателем реввоенсовета.
— Ему ближе этот эсеришка Попов. С ним он делится всеми планами, а я, как мальчишка, все узнаю из третьих рук.
— С Волиным он делился... — неопределенно заметил Гордеев. — Дядя Волин умел к нему подойти, потребовать, если надо.
— Ты думаешь, я не смогу потребовать? — взъерошился Барон. — Я имею на это полное право. Сегодня же на совещании потребую....
Воинственно надвинув на лоб канотье и сильно, словно шпагу, выбрасывая вперед трость, Барон вместе с культотдельцами отправился к батьке.
Едва началось совещание, Барон вскочил и принялся обличать Махно:
— Что мы мотаемся и пьянствуем по разным селам! Неужели с десятитысячной армией нельзя было не только удержать Гуляй-Поле, но и расширить территорию? Ведь от этого зависит судьба Великого эксперимента! Что могут говорить о нас наши друзья в мире? Ведь я информировал их о решении реввоенсовета. Я, как председатель реввоенсовета, требую, чтобы мне сейчас же показали все оперативные планы!
Поиграв желваками на скулах, тощий, взъерошенный батька зло бросил:
— Какие планы?! Планы мне должны показывать, а твое дело распространять анархистские идеи, — и заговорил о другом.
Насупившись, Барон скрестил на груди руки и замолчал.
Когда Махно ушел, Попов, нервно подергивая ногой в лакированном сапоге, так что звякала шпора, и не стесняясь других анархистов, обратился к Барону:
— Ты убирайся-ка восвояси. Не мути здесь. Тебе же лучше будет.
— Как ты смеешь со мной так разговаривать?! — вскинулся Барон. — Ты забыл, что я председатель реввоенсовета?
— А мы можем... в один прекрасный день остаться без председателя и плакать не будем... — криво улыбнулся Попов.
«Ловко же Гордеев подтолкнул Барона на скандал... — подумал Матвей. — Попов слов на ветер не бросает».
В культотделе, куда они вернулись, Суховольский, который почитал себя теоретиком не хуже Барона и с удовольствием занял бы место председателя, прямо сказал:
— Лучше бы ты действительно уехал.
— Я? Я никуда не уеду. Моя идея — мне ее и осуществлять. Я заставлю его выполнять нашу волю — волю секретариата в вопросе тактики борьбы за утверждение анархистского строя.
Суховольский спорить не стал. Но в тот же день у него состоялось свидание с Махно, а вечером Яков доверительно сообщил Гордееву, что у батьки принципиальных разногласий с набатовцами нет, территорию он скоро завоюет. Но он не позволит, чтобы выскочка Барон садился ему на голову.
Батька так и сказал: «Найдет Нестор Иванович нужным — он его быстро уберет. Пусть он это знает», — понизив голос, проговорил Яков. — Все-таки, я думаю, не стоит передавать такое Барону...
— Конечно, не стоит, — поддержал Илья.
Больше месяца махновские отряды совершали рейды из села в село. Сам Махно, не говоря уже о Бароне, не раз упрашивал и требовал, чтобы Илья выпустил хотя бы одну газету, хоть один номер «Пути к свободе» или «Голоса махновца». Илья попрекал Барона неправильным адресом в Харькове — без наборщика газету не сделаешь. А у Махно Гордеев отговаривался тем, что нет возможности работать при такой кочевой жизни: и машину можно запороть, и шрифт порастерять, тогда — дело швах.
После одного из таких разговоров Илья вернулся мрачнее тучи.