Но так тонка была грань между скоростью атаки и скоростью обороны, что многие прорвались. Невидимые траектории завершились титаническими сотрясениями.
Первый атомный взрыв, уничтоживший Нью-Йорк, резко встряхнул особняк Престейна. Стены и пол свели страшные судороги. Гости повалились на роскошную мебель и друг на друга. Удар следовал за ударом. Почва содрогалась от землетрясений. Оглушающие, леденящие душу взрывы, неестественно бледные вспышки лишали людей рассудка, оставив лишь голый, примитивный ужас обезумевших животных, в панике вопящих, спасающихся, бегущих. За пять секунд новогодний вечер у Престейна из изысканного приема превратился в дикий хаос.
Фойл поднялся с пола. Он посмотрел на сплетенные, извивающиеся тела на паркете, заметил пытающуюся освободиться Джизбеллу, сделал шаг вперед и остановился. Вокруг продолжало грохотать. Он увидел ошеломленную и раненую Робин Уэднесбери, еле поднимающую голову, и сделал шаг к ней, но снова остановился. Он понял, куда должен идти.
Фойл ускорился. Грохот и молнии обратились вдруг в скрежетанье и мельтешенье. Конвульсии землетрясений стали волнообразными покачиваниями. Фойл перерыл весь колоссальный дворец, пока, наконец, не нашел ее в саду, стоящей на мраморной скамье — мраморная статуя для его ускоренных чувств… статуя экзальтации.
Он замедлился. Ощущения скачком вернулись в норму, и снова он был оглушен и ослеплён.
— Леди Оливия, — окликнул Фойл.
— Кто это?
— Паяц.
— Формайл?
— Да.
— Вы меня искали? Я тронута, воистину тронута.
— Вы с ума сошли… Стоять здесь, на открытом месте… Молю вас позволить мне…
— Нет, нет. Это прекрасно… Великолепно!
— Позвольте мне джантировать с вами в какое-нибудь укрытие.
— А, вы представляетесь себе доблестным рыцарем в доспехах? Благодарны и преданны… Это вам не подходит, мой дорогой. У вас нет к этому склонности. Лучше вам уйти.
— Я останусь.
— Как влюбленный в красоту?
— Как влюбленный.
— Вы все так же утомительны, Формайл. Ну, вдохновитесь! Это Армагеддон… Расцветающее Уродство… Расскажите мне, что вы видите.
— Немногое, — ответил он, оглядываясь и морщась. — Над всем горизонтом свет. Стремительные облака света. А выше… сияние. Словно переливаются огоньки новогодней гирлянды.
— О, вы так мало видите своими глазами… Представьте, что вижу я. В небе раскинулся купол. Цвета меняются от темного привкуса до сверкающего ожога. Так я назвала открытые мне краски. Что это может быть за купол?
— Радарный экран, — пробормотал Фойл.
— И еще… громадные копья света, рвущиеся вверх, покачивающиеся, извивающиеся, колеблющиеся, танцующие. Что это?
— Следящие лучи. Вы видите всю электронную систему обороны.
— Я вижу и летящие бомбы… резкие мазки того, что вы зовете красным. Но не вашего красного — моего. Почему я их вижу?
— Они нагреты трением о воздух, но инертная свинцовая оболочка для нас бесцветна.
— Смотрите, вам гораздо лучше удается роль Галилея, чем Галахада! О! Вот одна появилась на востоке. Следите! Падает, падает, падает… Ну!!
Яркая вспышка на востоке доказала, что это не плод ее воображения.
— А вот другая на севере. Очень близко. Очень. Сейчас!
Земля всколыхнулась.
— И взрывы, Формайл… Не просто облака света — ткань, плетенье, паучья сеть перемешавшихся красок. Так прекрасно. Будто изысканный саван.
— Так оно и есть, леди Оливия, — отрезвляюще заметил Фойл.
— Вы боитесь?
— Да.
— Тогда убегайте.
— Нет.
— В вас сидит дух противоречия.
— Не знаю. Я испуган, но не уйду.
— Вы нагло выкручиваетесь. Бравируете рыцарской отвагой? Хрипловатый голос зазвучал язвительно. — Только подумайте, Галахад… Ну сколько времени нужно, чтобы джантировать? Через считанные секунды вы можете быть в Мексике, Канаде, Аляске. В полной безопасности. Там сейчас наверняка миллионы. В городе, вероятно, никого, кроме нас, не осталось.
— Не каждый может джантировать так далеко и так быстро.
— Значит, мы последние из тех, кто идет в расчет. Почему вы не бросите меня? Меня скоро убьют. Никто не узнает, что вы струсили и задали стрекача.
— Дрянь!
— Ага, вы злитесь. Что за грубый язык. Это первый признак слабости. Почему же вам не применить силу и в моих же интересах унести меня? Это был бы второй признак.
— Будь ты проклята!
Он подступил к ней вплотную, яростно сжав кулаки. Она коснулась его щеки холодной спокойной рукой, и снова Фойл ощутил электрический удар.