— Я не могу спрыгнуть, Пауэл. Я не могу на это наступить…
— Еще бы, Джерри, я вас понимаю.
Повиснув на одной руке, Пауэл схватил другой Черча за плечо и подтолкнул к прилавку. Черч спрыгнул. Пауэл последовал за ним. Их обоих мутило.
— Так вы говорите, что это кто-то из молодчиков Киззарда?
— Конечно. У него целая банда психопатов. Не успеем выловить и спровадить в Кингстон одних, а Киззард уже подбирает новых. Он их приманивает наркотиками.
— Но что они имеют против вас?
— Неужели не ясно Джерри? Они работают на Бена. А Бен начал паниковать.
— Бен? Бен Рич? Но ведь они явились в мою кассу. Я мог здесь оказаться.
— Вы и оказались здесь. Что это меняет, скажите на милость?
— Как что меняет? Рич не позволил бы им подвергать мою жизнь опасности.
— Вы в этом уверены? — Образ улыбающейся кошки.
Черч остолбенел. Потом вдруг вскрикнул, охваченный яростью:
— Ах сукин сын! Ах распроклятый сукин сын!
— Не стоит горячиться, Джерри. Рич спасает собственную жизнь. Едва ли от него можно ждать сейчас особой щепетильности.
— Ну что же, если он спасает свою жизнь, то я займусь спасением своей, и пусть не жалуется на меня, подлец… Готовьтесь, Пауэл. Я ничего не утаю, коль скоро уж я раскололся.
После страшной гибели Тэйта, беседы с Черчем и очередного посещения полиции приятно было, возвратясь домой, встретить белокурую озорницу малышку. В правой руке у Барбары был черный карандаш, в левой — красный. Высунув язык и скосив темные глаза от усердия, она что-то старательно малевала на стенах.
— Бэри! — строго воскликнул Пауэл. — Ты что это делаешь?
— Рисоваю картиноцки, — отозвалась Барбара, — славные картиноцки для папы.
— Спасибо, душенька, — сказал он. — Превосходная идея. Теперь пойди сюда и посиди с папой.
— Не-е, — ответила она, продолжая рисовать.
— Ты моя девочка?
— Дя.
— А разве моя девочка бывает непослушной? Бэри слушается папу.
Барбара взвесила в уме этот довод.
— Дя, — ответила она, сунула карандаши в карман и села рядом с Пауэлом на тахту, взяв его за руки своими выпачканными в мелу ручонками.
— Право же, Барбара, — пробормотал он, — твоя шепелявость начинает меня беспокоить. Может быть, тебе нужно надеть пластиночку на зубы?
Он сказал это полусерьезно. Как-то забывалось, что рядом с ним сидит взрослая девушка. Он заглянул в темные глубокие глаза, сверкающие и пустые, как не наполненный вином бокал.
Медленно пробираясь сквозь верхние слои ее сознания, он приближался к густо затянутому покровом туч взбаламученному подсознанию. Слабый проблеск света там, за тучами, одинокий и трогательный, стал уже чем-то мил ему. Но сейчас его встретил не робкий проблеск, а острие луча, который мог бы исходить разве что от пышущей грозным жаром новой звезды.
— Здравствуй, Барбара. Ты, кажется…
Откликом был такой взрыв страсти, что Пауэл поспешно отступил.
— Эй, Мэри! — крикнул он. — Скорей сюда!
Из кухни выскочила Мэри Нойес.
— Новые осложнения?
— Пока еще нет. Но скоро будут. Наша пациентка пошла на поправку.
— Я не заметила в ней перемен.
— Загляни вместе со мной внутрь. В ней ожили глубокие инстинкты. Где-то в самой, в самой глубине. Мне чуть мозги не выжгло.
— А при чем тут я? Потребовалась компаньонка? Охранять секреты девичьего сердца?
— Ты шутишь? Это меня нужно охранять. Протянуть руку помощи.
— Барбара держит тебя за обе руки.
— Я выразился фигурально, — Пауэл смущенно посмотрел на спокойное кукольное личико, прохладные пальцы, вяло прикасавшиеся к его рукам. — Ну, пошли.
Снова вглубь по темным переходам к пылающему в ней — к пылающему в каждом из людей — горнилу, вечному источнику душевных сил и психической энергии; безжалостной, безрассудной, алчной. Он чувствовал, как Мэри Нойес на цыпочках пробирается следом за ним. На этот раз он остановился поодаль.
— Привет, Барбара.
— Убирайся!
— Это же я, дух.
Его полоснуло ненавистью.
— Ты меня помнишь?
Ненависть перешла в смятение, потом прихлынула жаркая волна страсти.
— Линк, спасайся, пока не поздно. Затянет в омут, потом не вырвешься.
— Мне нужно кое-что найти.
— Что ты найдешь? Там только страсть и смерть, во всей своей неприкрытой примитивности.