По мнению советского ученого В. Налимова, недетерминистский, вероятностный, подход не дает однозначных ответов и нередко приводит к нескольким ответам с разной долей вероятности. Это обычное явление при изучении плохо организованных, так называемых диффузных систем, биологических и общественных. Здесь действует очень много взаимосвязанных факторов, и нельзя, выделяя одни, полностью абстрагироваться от других. Поэтому гипотезы и теории заменяются дающими заведомо упрощенное (и, следовательно, искаженное) представление о действительности моделями, все большая совокупность которых постепенно приближает нас к истине.
Кто-то удачно сравнил метод математического моделирования с тем, что делают некоторые художники-новаторы, выделяющие какую-нибудь из сторон интересующего их явления, как будто бы искажающие этим действительность, но добивающиеся большого эмоционально-эстетического эффекта. Знает ли читатель, что понятие "идеальный муж" переведено с английского model hasband, что действительно означает не настоящего мужа, а некоторую модель?
В отличие от гипотез, модели не конкурируют между собой, а дополняют одна другую. В отличие от классической математики новый подход использует неточный, многозначный математический язык, и формулами здесь не доказывают, а показывают. Отсюда и недоразумения и боязнь, что такие важные "вещи", как жизнь, борьба, любовь, кто-то хочет заменить сухими формулами. С позиций детерминизма это абсурд, с позиций вероятностного подхода - это реальность (только не "заменить" формулами, а "понять" с помощью формул).
Формулы говорят правду, если в них заложены реальные вещи, и они могут врать, если исходят из неверных предпосылок. По этому поводу В. Налимов на серьезном научном собрании как-то пошутил: "Математизация не есть способ исправлять генетический код научного работника, поэтому наряду с математизацией знаний происходит и математизация глупостей".
Теперь, увидев математика, вы можете спросить: вероятностник он или детерминист? Однажды у нас решили проверить, много ли детерминистов среди школьных учителей математики, и на учительской конференции задавали каждому вопрос: выражение "3 равно или меньше 5" истинно или ложно? Детерминист считал его ложным, так как мыслил категориями: или - или. Вероятностник говорил "истинно", так как представлял себе два множества, находящиеся между собой в соотношении "меньше или равно", а 3 и 5 отвечают этому условию. В семье вероятностника вырастают и дети-вероятностники. Так одна сюсюкающая гостья, тормоша сына математика, сказала: "Ах какой ты хорошенький, ну почему ты только не девочка?" И услышала в ответ: "Наверное, потому, что я мальчик".
Описываемый процесс привел к перестройке математики: появились новые направления, другие начали усиленно развиваться. Возникла необходимость в переделке школьных и вузовских программ.
Вычислительная техника также способствовала усиленному развитию ряда математических дисциплин, в том числе таких, которые считались сугубо абстрактными, полностью оторванными от жизни. Поучительный пример - логика, с помощью которой создаются языки вычислительного программирования. В предисловия недавно переведенной у нас популярной книжки "Язык логики" говорится про читателей, которые о космосе толкуют с детства, а о логике думают, будто это что-то средневековое: "Но в последнее время слово "логика" (да еще с эпитетом "математическая") неожиданно вошло в моду: журналисты, физики и лирики приучили своих читателей ассоциировать его со всяческой кибернетикой. Совсем ничего не знать о логике становится уже как-то неприлично, старомодно, что ли".
Не успела не только закончиться, но даже развернуться математизация, как началась волна гуманитаризации (некоторые склонны называть это третьей революцией). Оказывается, не только общественные науки нуждаются в технизации и математизации, но и техническим и другим негуманитарным наукам также требуется, как сейчас любят говорить, гуманитарное облагораживание. Везде, где работает человек, где есть коллективы и большие социальные группы, где действуют факторы личности, межличностных и общественных отношений, нельзя обойтись, кроме общественных наук, также и без помощи психологии, филологии, искусства.
По словам упоминавшегося выше Н. Амосова, современная медицина становится более психологичной, а современная психология - социологичной. Врач лечит не болезнь, а больного (личность!), который был здоров и должен вновь обрести здоровье, а оно зависит не только от внутренних, но и внешних причин. Потому-то профилактика требует брать под контроль всех здоровых людей, а психиатров все больше интересует нормальная психика с ее временными, промежуточными отклонениями, стоящими на пути к патологии.