У Шаронова дома жил молодой туркменский алабай. Звали его в рифму — Бабаем. Шаронов уверял, что туркмен на самом деле не пес, а тот самый Ёкарный Бабай, только пока еще в начальной фазе развития — вы погодите, он вас научит родину любить. На прошлой неделе Бабай приступил. Чуть не загрыз соседского немца, который его маленького несколько раз бил. Припомнив детские обиды, здорово отдубасил матерого зверя и погнал. Овчар на ходу обкакался, и это его спасло — от двух-трех кусков дерьма Бабай увернулся, но потом схлопотал увесистый шмат прямо в нос, сбился с курса, врезался в хозяйский «Мерседес» и помял крыло. Страховщикам Шаронов честно доложил: машину ударила собака. Те не поверили.
— Рыжик драку выиграет, — сказал Павлов. — Когда его собьют и перевернут, он спокойно даст себя подмять и распорет нападающему брюхо. Теми самыми толстыми задними лапами. Типичный кошачий прием, только мы довели его до совершенства.
— Типичный? Кошачий? — переспросил Шаронов.
Павлову стало неловко.
— Ну да, я помню, это ведь ты идею подбросил. Слушай, придумай теперь чего-нибудь, а? Я тебе… Эх, была не была! — Павлов оглянулся на дежурного лаборанта, ухватил Шаронова поперек туловища и поволок вдоль ряда клеток, от входа подальше.
Рыжики провожали завлаба и его гостя равнодушными взглядами. Они уже освоились с присутствием чужака, и теперь вели себя вполне естественно. Кто-то вылизывался, кто-то нагуливал перед обедом аппетит, снуя по клетке туда-сюда. Виварий наполнился шорохами и легким топотом.
— Я дам тебе целый диск материалов по рыжикам! — громко шептал Павлов. — Они провалили тест на эмоциональный ответ, понимаешь? И я не вижу, в чем загвоздка. Может, ты, как человек со стороны — а? Свежим взглядом?
Шаронов хищно оскалился.
— Эмоциональный ответ? Это смотря какой у тебя… Эмоциональный вопрос! Ты хотел научить рыжих преданно смотреть на человека? Ловить каждый жест? Показывать, как их от хозяина колбасит? Но… Опять ты херней маешься! Некоторых хлебом не корми, дай изуродовать животное. Ведь кошка задает совершенно особый тип общения! Да, на любителя. Но зачем ее, бедную, портить? Особачивать…
— Посмотришь техзадание, увидишь, чего от меня требуют. Родишь наводку на решение — бутылку поставлю вкусную, — пообещал Павлов. — «Курвуазье». Ну! Ты же голова!
— Да я про кошек знаю только как их жрать! Если на серьезном-то уровне.
— И нормально!
— Чего нормально? Я же предвзятый! Забыл? Говорил сто раз — у тебя сам подход неправильный! Ты всю нагрузку даешь на чип. Возишься с ним, будто он голову заменить может. Так он и заменяет ее в итоге! Вот и получаются… Биороботы. Пуфики с лапками!
— И пожалуйста! Может, прошла системная ошибка, которой я не заметил. Потому что тоже — предвзятый. Ну поразмысли, чего тебе стоит?
— М-да-а… — Шаронов неприятно скривился, изображая лицом сочувствие. — Я, конечно, не против… В принципе, можно и ребят моих… Но смысл? Ведь эта серия уже мясо. Ты сам сказал — переделать не дадут. И?..
— А вдруг дадут? Если будет решение, наметится выход, я же биться стану. Просить, доказывать…
— Ты когда в последний раз бился, уважаемый коллега? — фыркнул Шаронов. — В конвульсиях ты бился! Когда твоих разведчиков прикрыли. Я же помню. Нажрался и вопил, как мир несправедлив. А потом на бюрократию пошел в атаку клином. То есть свиньей. Унитаз расколотил, сукин кот. Не помнишь?
— Знаешь, что… — начал было Павлов и осекся. Они уже подошли к дальней стене вивария. И остановились напротив десятой клетки. Пустой.
Ну, не совсем пустой. Кормушка там, например, была. И вообще, когда в клетке живут, это заметно. Хоть она и чисто прибрана, все равно — чувствуется.
Дверь клетки оказалась самую малость приоткрыта.
Павлов глянул вверх, под потолок. Там было широкое окно. По последнему осеннему теплу — распахнутое настежь. Забранное снаружи решеткой из арматурного прутка.
— Чего ты добиваешься? — Павлов развернулся к Шаронову всем корпусом, стараясь заслонить от случайного взгляда десятую клетку. — Развел тут, понимаешь, шоковую терапию. Да, я иногда веду себя как рохля. Да, я использую в работе проверенные, но, возможно, шаблонные ходы. Ну? Съел, уважаемый коллега? Мало тебе коньяка? Тогда по старой дружбе выручи. А не хочешь помочь — до свидания.
— Когти втяни, уважаемый коллега, — посоветовал Шаронов нарочито спокойно, Павлову в унисон. — И хвостом не бей. Этому разговору — который мы сейчас — уже сколько? Десятый год, я так думаю. И толку? Ты меня не слушал никогда, и теперь слушать не будешь. Хотя напрасно. Ведь ты опять в своем любимом тупике. Где толкутся все биотехи скопом. Направление у вас такое. Называется загнивающий классицизм.